Сборник.Том 4
Шрифт:
ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
90
Челвик не дрогнул, не изменился в лице и продолжал смотреть на Селдона, а Селдон ждал. Он решил, что теперь очередь Челвика говорить.
Челвик заговорил, но всего-навсего переспросил:
— Робот? Я? Под роботом, как я понимаю, ты имеешь в виду искусственное существо, вроде того, что ты видел в микогенском Святилище?
— Не совсем такое, — возразил Селдон.
— Не металлическое? Не собранное? Не безжизненную копию? — равнодушно уточнил Челвик.
— Нет. Ничего такого. Быть носителем искусственной жизни не обязательно означает быть
— Неотличимом? Понятно. Но если так, Гэри, как ты можешь отличить робота от человека?
— Я сужу не по внешности.
— Объясни.
— Челвик, во время моего бегства от тебя — Демерзеля, я слышал о двух древних мирах, я уже говорил тебе — о Земле и об Авроре. Об обеих планетах говорили, как о первоначальных, как о единственных. В обоих случаях упоминались роботы, но по-разному. — Селдон не спускал глаз с человека, сидевшего напротив него, ожидая, что тот подаст хоть какой-нибудь знак того, что он меньше, чем человек, или больше. — Когда речь шла об Авроре, один робот упоминался как «ренегат», предатель, изменивший делу. А когда речь шла о Земле, один из роботов описывался как герой, спаситель. Разве не резонно было предположить, что это — один и тот же робот?
— Резонно, — пробормотал Челвик.
— Вот о чём я подумал, Челвик. Я решил, что Земля и Аврора были двумя отдельными планетами, существовавшими в одно и то же время. Не знаю, какая из них старше. Микогенцы так надменны, так гордятся своим превосходством, что можно было счесть, что Аврора старше, поэтому они ненавидят землян, которые либо отняли её у них, либо изменили им. Но, с другой стороны, матушка Ритта, которая рассказывала мне о Земле, была убеждена в том, что прародина человечества — Земля, и тогда становилась понятной изоляция крошечного микогенского поселения в огромной Галактике, где живут квадриллионы людей, не придерживающихся странных микогенских обычаев. Тогда выходило, что прародиной людей действительно является Земля, а Аврора — уродливое её производное. Я не могу утверждать наверняка, но передаю тебе ход своих мыслей, чтобы ты понял, откуда у меня взялся такой вывод.
Челвик кивнул:
— Понятно. Продолжай.
— Эти планеты враждовали. Матушка Ритта говорила именно так. Когда я сравнивал микогенцев, которые превозносят Аврору, и далийцев, которые превозносят Землю, я решил, что Аврора, неважно, старше она или младше Земли, была тем не менее более развитой планетой, такой, на которой могли производиться более совершенные роботы, даже такие, которые внешне были неотличимы от людей. Такой робот был создан, следовательно, на Авроре. Но он стал изменником и покинул Аврору. Для землян он стал героем, значит, наверное, прибыл на Землю. Почему он сделал это, какие у него были на то причины, я не знаю.
Челвик попытался уточнить:
— Ты говоришь о нём как о живом существе?
— Ты сидишь напротив меня, — ответил Селдон, — и я не могу назвать этого робота «оно». Матушка Ритта убеждена, что героический робот, её героический робот, существует до сих пор и что он вернётся, когда будет нужен. И мне показалось, что в идее существования бессмертного робота нет ничего невероятного. Менять почаще выходящие из строя детали, и ты бессмертен.
— Что, даже мозг? — спросил Челвик.
— Даже мозг. На самом деле я ничего не знаю о роботах, но думаю, что новый мозг может быть… ну, скажем, переписан со старого. А матушка Ритта намекнула, что у него были необыкновенные умственные способности, поистине могущественные, и я решил: это возможно. Может быть, я, конечно, и романтик, но не настолько, чтобы согласиться с тем, что робот, переметнувшийся с одного фронта на другой, мог бы в одиночку изменить течение истории. Он не мог обеспечить победу Земли и поражение Авроры, если бы в нём не было чего-то странного, особенного.
— А тебе не кажется, Гэри, что ты делаешь свои выводы на основании легенд, которые перевирались и приукрашивались на протяжении столетий и тысячелетий так, что даже самые тривиальные, рядовые события в них выглядят сверхъестественными? Неужели ты сумел поверить в робота, который не только выглядит как человек, но и бессмертен и обладает колоссальным ментальным могуществом? Не стал ли ты верить в сверхъестественное?
— Я отлично знаю, что представляют собой легенды, и я не из тех, кого можно ими одурачить и заставить поверить в сказки. И всё-таки в тех случаях, когда за легендами стоят определённые странные события, которые я видел и пережил лично…
— Например?
— Челвик, мы познакомились, и я сразу доверился тебе. Да, ты помог мне разделаться с двумя нахалами, хотя я тебя не просил, и тем самым вызвал у меня симпатию к себе. Я, конечно, тогда и догадаться не мог, что они — твои наемники и делают, что им приказано. Ну ладно, я не в обиде.
— Да? — переспросил с улыбкой Челвик.
— Я доверился тебе. Я тебе поверил. Ты легко уговорил меня не улетать домой, на Геликон, и отправил странствовать по Трентору. Я верил каждому твоему слову, отдал себя в твои руки. Вспоминая всё это, я понимаю, что я был как бы и не я. Меня не так просто обмануть, и всё-таки это произошло. Больше того: тогда я ничего необычного в своем поведении не находил.
— Тебе лучше знать себя, Гэри.
— Дело не только во мне. Как могла Дорс Венабили, красивая женщина, у которой свои дела, своя карьера, бросить всё это и последовать со мной? Как могло случиться, что она всё время рисковала жизнью ради меня, взяв на себя, словно некое священное дело, мою защиту, и целиком отдалась этому? Неужели только из-за того, что ты её об этом попросил?
— Да, я попросил её об этом, Гэри.
— И тем не менее она не кажется мне человеком, способным радикально изменить всю свою жизнь только из-за того, что кто-то её об этом попросил. Не могу я поверить и в то, что она безумно влюбилась в меня с первого взгляда и ничего не смогла с собой поделать. Я, честно говоря, был бы совсем не против того, чтобы это произошло, но она владеет своими чувствами, владеет больше — должен тебе в этом честно признаться, — чем я.
— Она — замечательная женщина, — улыбнулся Челвик. — И я тебя понимаю.
Селдон продолжал:
— Как могло случиться, что Протуберанец, это надменное чудовище, ведущий за собой толпу таких же напыщенных тупиц, дал согласие впустить в Микоген варваров — меня и Дорс, и обращаться с нами на самом высочайшем, по их понятиям, уровне? И когда мы нарушили все законы, совершили святотатственное преступление, как же тебе удалось уговорить его отпустить нас? Как тебе удалось уговорить Тисальверов, насквозь пропитанных предрассудками, сдать нам комнаты? Как тебе удаётся везде чувствовать себя в своей тарелке, везде иметь друзей, оказывать влияние на каждого человека, независимо от его странностей? Кстати, как тебе удаётся вертеть самим Клеоном? Ну хорошо, он мягкохарактерный, доверчивый человек, но как ты тогда управлялся с его папашей — грубым и бесчеловечным тираном? Как это всё тебе удаётся?