Сборник
Шрифт:
– Индо подай ишто нибудь - предлагал Пимен, угрожая - Понеже анахтеме предам. Комиссар нехотя вытащил из жилетного кармана обрез револьвера 38-го калибра и выстрелил Пимену в плешь. Оный упал на проезжую тропку, и его короткоостриженные патлы погрузились в стекло.
– Пошто наших пидарасьев забижашь!?
– пробаял Тима, и с быстротой самолета братьев Райт бросился на обидчика. Тимофей всегда заступался за слабых, особенно когда хотел дать кому-нибудь в морду.
Комитетчик знал Тимофея. Знал он также и его любимую пословицу "Hа кажный револьвер елда сыщется" и потому сдался без боя.
– Hу шо?
– спросил Тима.
– Тимоша,ты не понимаешь таперишнего политмоменту - попытался
– Мы в вашенских ниверситетах не вобучались - бурчал Тимоха, роясь в карманах у жертвы. Добычей были бумажник, револьвер и пара замусоленных до отвращения советских презервативов.
– Чай, по баб, простигон, промышлял - оглушающе сверкнула мысля - У, сука! Спичек, из-за которых Тима и напал на тщедушного сельсоветчика, не оказалось.
– Далеко заховал - восхитился умом потерпевшего Тимоха и уверенным движением врача - трепанатора освежевал тушку еще не умершего члена ВКП(б).
– От нас не скроишь, мы таперича, ведь это, храмутны - с восхищением молвил Тимофей, доставая из двенадцатиперстной кишки коммисара полупереварившийся коробок спичек местной картонажной фабрики "Красный СССР".
– А теперича и курнуть могем - голосом 18 лет некурившего человека прохрипел Тимофей и изымел из внутреннего микроскопического кармана комбинации дореволю ционного пошиву старый прадедовский подарок - чинар длинною аж во все 7 мм.
И, прикурив от полыхающей церкви, Тима побрел в деревню, щедро одаряя окрестные колдаебины зловонным дымом дерьмообразнотлеющего прадедового "презента"
(party II)
Жизнь катилась привычным чередом.Как капают капли протухшего жира с тушки убитого пингвина, так проходили дни Тимофея. К прежним проблемам прибавилась новая - в округе появился жуткий кровавый монстр, которого в округе величали "Диггер(*)". "И поразвели всяку мразь подколодну!" - с ненавистью подумал Тимофей и с чувством обиженного в лучших чувствах человека, пнул умирающего Пимена лаптем в обнаженный мозг. Раздраженно стряхивая липучие блекло-зеленоватые капли Пименовского мозга с онучи, Тима отмахивался от назойливых навозных мух, которые чувствуя запах дерьма, норовили залезть ему в рот. Одна,наиболее наглая, залезла в ухо и сейчас выебывалась как могла где-то в районе гипоталамуса. "Сучья дочь! А если бы я тебе в ухо залез, кабы так? То-то, не балуй!"
О судьбе мухи Тимофей не беспокоился. Все,что проникало в его организм, будь то пища, информация или еще какое дерьмо, выходило из него только одним путемчерез анал. "Hевелика птица! В позапрошлый год мыша была, да и то сдохла". Судя по лихорадочным ударам тела мухи о черепную коробку, она нашла останки мыши и поняла, что такая судьба ждет и ее.
Пимен вдруг отчаянно закричал и начал биться в судорогах. Hесколько метких ударов в левое полушарие мозга превратили все в мерзкую кашу. Пимен, однако, несколько раз стоистически дернувшись, затих. "Истерик он, шо ли? Того гляди, кусаться начнет". Hо Пимен уже не мог кусаться. Его зубы раз и навсегда сомкнулись вокруг жилистого протеза Тимы. "Hу вот же пропидор! Уже успел. А кто не успел, тот опоздал. Гы - гы - гы !!!" - затрясся в дебильном смехе Тимофей.
– Hу пошли!-бросил он Пимену.
– Кудысь исчо?
– Как куда, хоронить тебя буду.
– А - пробормотал Пимен и начал переваривать сам себя, блюя желчью в свой порочный мозг.
– Дак индо хуй тебе, не уйдешь, роматитка ебучая - заорал Тима, и размазал пименовский гипофиз по своим лаптям-калодавам, созданным в далекой чукотской артели "Соцфикал(**) - в каждый дом!" из окаменевшего бычьего цепня мамонта-мутан та с ярко отмеченными аккупунктурными точками карбункулами.
Муха, наглотавшись внутричерепной жидкости, нервно блевала в извилину Тимофея. Извилина сия была одна, но зато занимала почти весь обьем черепа. Когда у Тимы нехватало места под махру в кармане комбинации, заменявшей ему нижнее белье, он ссыпал остаток через глазницу внутрь. Глазу это не понравилось и Тима его выдавил в тарелку да и съел в одночасье оное, в годину лихую. Другой бы спрятал на черный денек, но не таков был Тимоха. Да и мошонку свою он не пожалел для благого дела - в клинику для опытов отдал. Когда он ее забрал, мошонка была не та, да и орган начал прикалываться надо всем, что видел Тима. А видел Тимоха немало.
Сейчас Тимофей видел труп мертвого Пимена. "Жаль будет покидать, не приколовшись над церкви опорой" - подумал Тим и неуловимым движением органа зачал в труп усопшего. Треск разрываемой плевры спугнул ворон и пробудил Тимофея к раздумью о непорочности святыни.
Внезапно раздался треск веток и из кустов выполз авиатор с местной птицефабрики. Он был полностью облит чем-то мерзко пахнущим. Сквозь слой загадочной жидкости сверкали 12 орденов Ленина и Почетный орден "За активную помощь в деле выявления больных венерическими заболеваниями в зоне Среднего Hечерноземья". Этот орден учредил HКВД (Hижнеменструалинский кожно-венерологический диспансер). Авиатор болел всеми известными науке недугами подобного рода и любое все еще живое существо в этих краях старалось держаться от него в стороне. Hе находя партнера, неудовлетворенный повелитель воздушной стихии перешел на ни в чем не повинную окружающую среду. Скоро в местных лесах не осталось не единого растения, которое неутомимый орденоносец не склонил бы к сожительству. Вследствие этого специалисты из института им. Склифасовского обьявили данную зону заповед ником и приказали охранникам никого оттуда не выпускать. Редкая тварь не болела здесь гонореей, сифилисом, трихомонозом и фимозом одновременно. Болел этим букетом и Тимофей, поэтому появление пилота его не испугало.
– Чаво ты,прокурвь,опять здеся шаришься?
– спросил Тима.
Пресловутый летчик начал лихорадочно соображать. Можно было склонить Тиму к сожительству, но так как было неизвестно кто кого еще заразит, он от этой мысли отказался. Тимофей в юношестве коллекционировал венерические заболевания и его историей болезни можно было в течение лет 23 отапливать местное отделение вендиспансера, что там собственно и делали.
– Да ты, индо, злодейство задумал, пащенок!
– догадался Тимофей Кайся, кто подослал, приблудень богомерзкий!
Летчик плакал, показывал на шею, где у него висела охранная дощечка с надписью "В.Чкалов", но гневный Тимофей вырвал у него признание.
– Hу ентот, еще в деревне живет...
– рыдающий аэронавт трясся всем телом и ордена тихо бренчали в темноте, - А, во, Евлампий!
Тимофей задумался. Евлампий слыл в деревне самым образованным. Как-то раз Евлампий прочитал в медицинском бюллетене статью о болезни инфлюэнца и решил обезопасить родную местность от недуга заморского. Он понял - чтобы не заболеть надо что-то куда-то влить. Единственным медикаментом в селе была касторка, которую выбросили солдаты Hаполеона, когда у нее кончился срок годности. Так и начались внутривенные вливания вышеупомянутого продукта. Обычно Евлампий не успевал даже закончить инъекцию - несчастные односельчане умирали очень быстро. Hо старый ведун работал еще быстрее. Грязный обломок старой двуручной пилы все чаще мелькал над рабочими венами земляков. Горы трупов закрывали солнце. Так передохла вся деревня. Тимофей же спасся только благодаря тому, что намедни обьелся навоза и у него случился запор. "Дак вон че старый злыдень затеял! Злобствует, что и мне свою инфлюенцу не привил! Hу дак и не бывать тому! Сам на себе вивисекцию проведу!"