Сборник
Шрифт:
– Брил! Ты здесь?
Брил подпустил его ближе и сквозь отдушину рявкнул:
– Я не выйду!
Тэнайн стал как вкопанный. Брил и сам удивился, так резко и сдавленно прозвучал его голос.
– Но тебя зовет Нина. Она сегодня собирается ткать и подумала, может, тебе интересно...
– Нет!
– оборвал его Брил.
– Сегодня я улетаю. Сегодня вечером. Я уже вызвал свой шар. Он будет здесь через два часа. Когда стемнеет, я улечу.
– Тебя чем-нибудь обидели, Брил? Может, это я виноват?
– Нет, - Брил больше не кричал, но голос его по-прежнему
– Так что же случилось?
Брил не ответил.
– Что-то случилось. Что-то плохое, - сказал Тэнайн.
– Я... я это чувствую. Ты ведь знаешь, друг Брил, добрый мой друг, я всегда все чувствую.
Брил окаменел от ужаса. Вдруг Тэнайн знает? Вдруг он способен почуять?
Да, наверно! Брил мысленно проклял этот народ и все его хитроумные выдумки, проклял эту планету, и ее солнце, и злую судьбу, которая занесла его сюда.
– Во всем нашем мире, за всю мою жизнь я не встречал ничего такого, о чем ты не мог бы мне сказать, - уговаривал Тэнайн.
– Ты же знаешь, я все пойму.
– Он подошел ближе.
– Может, ты болен? Мне знакомо все искусство, каким владели врачи со времен Троих. Впусти меня.
– Нет!!!
– это было уже не слово, а взрыв.
Тэнайн отступил на шаг.
– Прости, Брил. Больше я об этом не заговорю. Но скажи, что случилось? Прошу тебя. Уж наверно, я сумею тебе помочь!
"Ладно же!
– вне себя, чуть не плача, подумал Брил.
– Смейся сколько влезет, рыжий дьявол! Мы нашлем на вашу планету Черную Чуму, и тогда плевать мне на твой смех!" И сказал вслух:
– Я не могу выйти. Я загубил свою одежду.
– Да что же ты огорчаешься? Брось ее сюда, что бы там ни было, мы ее исправим и починим.
– Нет!
Брил отлично понимал, что будет, если эти гениальные" мастера на все руки завладеют самым портативным и самым смертоносным оружием, какое существует по эту сторону системы Самнера.
– Тогда надень мою, - Тэн взялся за пряжки своего пояса из черных камней.
– Хоть убей, не стану выставляться напоказ в такой одежонке. Я еще не вовсе потерял стыд!
С таким жаром, какого Брил в нем прежде ни разу не замечал (и все-таки очень сдержанно), Тэнайн возразил:
– Когда на тебе платье в обтяжку, ты куда больше бросаешься в глаза!
Брилу это и в голову не приходило. С тоскливой завистью он посмотрел на невесомую радугу, струящуюся от полированного пояса, потом - на свою плотную сбрую, сваленную черной грудой у стены, под крюком. С той минуты, как стряслась беда, он и помыслить не мог снова все это надеть, и с младенчества, со времен, когда он научился ходить, еще ни разу он так долго не оставался нагишом.
– А что случилось с твоей одеждой?
– сочувственно спросил Тэн.
"Только засмейся!
– подумал Брил.
– Я убью тебя, и ты даже не увидишь, как сгинет твой народ".
– Я сел на это... как на стул, ведь здесь больше негде сесть. Наверно, задел выключатель. Даже ничего не почувствовал, пока не встал. И теперь мои... сзади...
– он запнулся, потом яростно выпалил: - Почему с вами ничего такого не случается?
– Разве я не объяснял тебе?
– Кажется, Тэн отнесся к происшествию очень легко. Может, и вправду это для него пустяки.
– Это устройство поглощает только неживую материю.
Напряженное молчание.
– Оставь свою так называемую одежду у порога, - проворчал, наконец. Брил.
– Пожалуй, я попробую ее надеть.
Тэнайн бросил пояс к двери и пошел прочь, тихонько напевая. Голос у него был такой могучий, что его песенка слышалась еще целую вечность.
Но вот Брил остался наедине с ветром и птичьим щебетом. Подошел к двери, отступил, печально подобрал с полу брюки с огромной дырой сзади, свернул и сунул с глаз долой под остальные вещи на крюке. Опять поглядел на дверь и даже всхлипнул тихонько. Наконец приложил, куда надо, перчатку - и дверь, строители которой не предусмотрели, что когда-нибудь понадобится ее только чуть-чуть приотворить, послушно скользнула в сторону, открывая проем во всю ширь. Брил даже пискнул, дотянулся до пояса, рванул его к себе, отпрянул внутрь и хлопнул по двери, чтоб закрылась.
– Никто не видал, - со всей силой убежденья сказал он себе.
И надел пояс. Две половины пряжки сошлись, как руки в привычном пожатье.
Прежде всего он ощутил тепло. Тела коснулся один только пояс, и, однако, его всего обволокло теплом, ласковым, надежным... Еще миг - и он ахнул.
Неужели может ум так переполниться и не ощутить гнета? Неужели столько понимания может хлынуть в мозг и не разорвать его?
Он понял, как валик превращает молочную жидкость в твердые пластины; конечно же, тут есть один-единственный способ, и он чувствует - правильно только так, а не иначе.
Он понял, как ионы в прессах формуют камни для поясов, понял "живую" ткань, которая стала ему одеянием. Понял, как удалось рисовать пальцем на белом экране и как образовался вакуум, когда ему потребовался этот дом, построенный именно так, а не как-либо по-другому, и как жители Ксанаду поспешили заполнить пустоту.
Он с легкостью вспомнил рассказ Тэнайна, как ощущаешь, что это такое играть на скрипке, созидать, строить, формовать, быть со всеми заодно и сообща, и что это за чувство - когда ты словно бы в веселом кругу и вместе с тем делаешь дело, бродишь беспечно и праздно - и тут же сменяешь кого-то у чана или верстака, в поле на борозде или у рыбачьей сети, едва он оставит работу.
Окруженный тихим радужным пламенем, Брил стоял в конуре, похожей на гроб, смотрел на свои руки и твердо знал: стоит ему захотеть, и руки эти построят модель любого города на Кит Карсоне или изваяют самую душу Наивысшей Власти.
Он твердо знал: он постиг все, что знают и умеют искусники планеты Ксанаду, и может делать все то же, что они, надо только сосредоточиться и думать над задачей, пока не почувствуешь - какое же ощущение должно быть правильное именно для тебя. Нимало не удивляясь, он понял, что все эти возможности и таланты сильнее самой смерти; ибо если человек что-то может и умеет, его искусство разделяют все и каждый, и когда он умирает, его искусство продолжает жить в других.