Сборник
Шрифт:
– Пойдем, – сказал Гип, а потом добавил: – Тебе не придется накладывать на себя руки.
Сначала они вернулись в собственный дом. Джейни отперла оба замка, даже не прикоснувшись к ним.
– Все время руки чесались, но я держалась, – расхохоталась она и, описав пируэт, влетела в его комнату.
– Смотри-ка, – пропела она. Лампа поднялась с журнального столика, медленно проплыла в воздухе и опустилась на пол возле ванной. Шнур ее, извиваясь змеей, пополз к розетке, вилка воткнулась, щелкнул выключатель.
– Смотри еще – смотри, смотри же! – предложила она, и на ковре появился бугорок, пополз вперед и разгладился у противоположного края. Ножи, вилки, его бритва, зубная щетка и пара галстуков просыпались на пол и сложились в силуэт пронзенного стрелой сердца. Он заливисто расхохотался, взял Джейни за плечи и повернул к себе.
– Скажи-ка, а почему я еще ни разу не поцеловал тебя?
Лицо ее и тело обрели полный покой, а в глазах засветилось нечто неописуемое – нежность, радость… и что-то еще. Она засмеялась.
– Я не стану объяснять тебе причину, потому что ты удивительный, отважный, умный и сильный, но еще и на самую малость чопорный ханжа.
Тут она отвернулась от него, и в воздух вспорхнуло целое облачко вещей – лампа с кофеваркой, ножи, вилки и галстуки вернулись на свои места. У двери она обернулась:
– Не медли! – и исчезла.
Бросившись следом, он застал ее в коридоре. Джейни смеялась.
– Теперь я понял, почему до сих пор ни разу не поцеловал тебя.
Она потупилась, опустила глаза, однако не сумела проделать того же с уголками рта.
– В самом деле?
– Ты способна долить воду в закрытую емкость. Или вылить ее оттуда. – Это был не вопрос.
– Ты так считаешь?
– Когда мы, бедные самцы, начинаем рыть копытами землю и задевать рогами за невысокие ветки, это может быть результатом весны, отпетого идеализма и любви. Однако событию этому всегда предшествует повышение гидростатического давления в целом ряду крохотных резервуаров, каждый из которых меньше ногтя на моем мизинце.
– В самом деле?
– Поэтому когда количество жидкости в этих полостях вдруг снижается, я… мы… э… ощущаем, что дышать стало легче, и луна уже не так волнует нас.
– Быть не может.
– И именно это ты проделывала со мной.
– Ты так считаешь?
Она отодвинулась, посмотрела ему в глаза и рассыпалась дробным смешком.
– Едва ли такой поступок можно назвать аморальным.
Он рассмеялся в ответ:
– Порядочные девушки так не поступают!
Джейни наморщила нос и исчезла за дверью своей комнаты.
Он посмотрел на закрывшуюся дверь, стараясь увидеть то, что творится за ней, а потом повернул к себе.
Улыбаясь и восторженно и удивленно покачивая головой, облекая остававшийся в груди холодный комок ужаса в заново обретенный покой… озадаченный, очарованный, потрясенный и задумчивый, он пустил воду в душе и начал раздеваться.
Они постояли на дороге, пока такси не отъехало, а потом Джейни первой углубилась в лес. Если ветви деревьев и подрезали когда-то, теперь это невозможно было заметить. Тропа оказалась едва нахоженной и извилистой, однако достаточно заметной, так как ветви над головой переплетались так густо, что подлесок почти не рос под ними.
Они долго шли по направлению к замшелому утесу, пока Гип не сообразил, что перед ними не утес, а стена, простирающаяся, быть может, на сотню ярдов в обе стороны. Гип увидел массивную железную дверь. Когда они приблизились, за нею что-то звякнуло и тяжело отодвинулось. Он поглядел на Джейни и понял: это сделала она.
Ворота отворились и закрылись за ними. Лес вокруг не изменил своего вида, и окружали их такие же толстые деревья, однако сделавшая всего два поворота дорожка была здесь выложена кирпичом. За первым поворотом исчезла стена, за вторым, еще через четверть мили, они увидели дом.
Он был слишком низок и чересчур широк. Крыша поднималась холмом – не шпилем и не треугольником. Когда они подошли поближе, стали заметны тяжелые, серо-зеленые стены по обе стороны дома: ни дать ни взять тюрьма.
– И мне не нравится, – вторя его мыслям, согласилась Джейни. Он был рад тому, что она следит за выражением на его лице.
Опа.
Кто-то прятался за стволом огромного узловатого дуба возле дома и рассматривал их.
– Подожди, Гип. – Джейни торопливо подошла к дереву и с кем-то заговорила. Он слышал ее голос: «Вы должны это сделать… или вы смерти моей добиваетесь?»
Фраза эта как будто бы завершила спор. Когда Джейни вернулась, он посмотрел на дерево, однако теперь там никого не было видно.
– Это Бини, – сказала Джейни, – ты с ней еще познакомишься. Потом.
Тяжелые дубовые доски двери скрепляли железные полосы. Она была подвешена на причудливых скрытых петлях в арочном проеме, форму которого повторяла. Единственные окна в фасаде располагались высоко над головой и были похожи на зарешеченные щели.
Тяжелая дубовая дверь отворилась сама собой – без всякого физического прикосновения. Судя по виду, ей положено было скрипеть, однако она двигалась бесшумно, как облачко. Они вошли, и дверь затворилась с гулом, слышимым в области инфразвука. Гип не то чтобы услышал его, но скорее почувствовал животом.
Паркетные плитки, темно-желтые и буро-серые, образовывали гипнотический звездчатый узор, который повторялся и на обивке мебели, либо привинченной к полу, либо такой тяжелой, что ее никогда не сдвигали с места. Было прохладно, но не слишком влажно, и потолок, пожалуй, нависал чересчур низко. «Я иду, – думал он, – прямо в пасть чудовища».
Из прихожей они направились вдоль коридора, казавшегося удивительно длинным, ибо стены его сходились, потолок опускался, а пол поднимался, создавая немыслимую обратную перспективу.