Сборник
Шрифт:
– Малыш сказал – да. Я уже знаю это. И ты, Джейни, тоже знала, причем знала давно, так?
Она не то охнула, не то негромко кашлянула, а Томпсон сказал:
– А меня не поставила в известность. Действительно, тебе-то зачем. Малыш не способен говорить со мной, однако следующий, возможно, окажется способным на это. Все подробности мне нетрудно прямо сейчас извлечь из лейтенанта. Так что заканчивай свою пьесу, Джейни. Ты больше мне не нужна.
– Гип! Беги! Беги!
Глаза Томпсона обратились к Гипу, и он со
– Ну нет, зачем же.
Зрачки его уже собирались закружиться, словно колеса, словно винты самолета, словно…
Гип услышал, как взвизгнула и еще раз взвизгнула Джейни. Потом послышался хруст. Взгляд исчез.
Прикрыв глаза ладонью, Гип отшатнулся. В комнате раздавался задушенный крик, он продолжался и продолжался, закручивался вокруг себя. Гип глянул сквозь пальцы.
Томпсон откинулся назад, запрокинув голову едва ли не до лопаток. Он брыкался и отбивался локтями. Бони крепко держала его, одной рукой прикрывая глаза, упираясь коленом в поясницу, она же и издавала это непонятное бормотание.
Гип бросился вперед таким отчаянным прыжком, что пальцы его ног на первых трех шагах едва касались пола. Он стиснул пальцы в кулак – до тех пор, пока боль не побежала по его руке, предплечью и ударила в плечо всей яростью, накопленной за семь горестных лет. Кулак его вонзился в напряженное солнечное сплетение, и Томпсон беззвучно упал. Вместе с ним упала и негритянка, немедленно изогнувшаяся и вскочившая на ноги. Она подбежала к Гипу, улыбнулась, как полная луна, почтительно прикоснулась к бицепсу, похлопала по плечу и что-то пробормотала.
– И тебе тоже спасибо! – выдохнул он, поворачиваясь. Другая темнокожая девушка, столь же мускулистая и столь же нагая, поддерживала медленно оседавшую на пол Джейни.
– Джейни! – взревел он. – Бони, Бини, не знаю, как различать вас – неужели она…
Девушка, поддерживавшая Джейни, вновь забормотала. Джейни подняла глаза, перевела изумленный взгляд на Гипа. А потом на неподвижную фигуру Джерри Томпсона. И вдруг улыбнулась.
Девушка, находившаяся рядом с ней, тронула рукав Гипа и указала на пол. Осколки раздавленного цилиндрика валялись под ногами, легкое пятнышко жидкости таяло на глазах.
– У меня не было ни единого шанса после того, как эта бабочка приземлилась на мои руки. – Успокоившись, она встала и бросилась в объятия Гипа. – А Джерри… он?..
– Едва ли я мог убить его, – ответил Гип и добавил: – Так что он жив… Пока.
– Я не могу приказать тебе убить его! – прошептала Джейни.
– Да, я это знаю.
Она проговорила:
– Близнецы в первый раз на моей памяти прикоснулись к нему. Это был очень смелый поступок с их стороны. Он мог за какую-нибудь секунду выжечь мозг им обеим.
– Чудесные девушки. Бони! – позвал Гип.
– Хо.
– Принеси мне нож… Острый и длинный. И полоску ткани… примерно такую.
Бони посмотрела на Джейни, та выговорила:
– Что…
Гип прикоснулся ладонью к ее губам, теплым и мягким:
– Шшш.
Охваченная паникой Джейни воскликнула:
– Бони, не надо…
Та исчезла. Гип попросил:
– Оставь нас с ним вдвоем. Ненадолго.
Джейни открыла было рот, но внезапно повернулась и выбежала из оранжереи. Бини просто испарилась.
Гип подошел к лежащему и посмотрел на него. Он не думал. Он уже все продумал, и теперь оставалось только воплотить свою мысль в жизнь.
Бони вошла через дверь. В руках она держала полоску черного бархата и кинжал с клинком длиной дюймов в одиннадцать. Глаза ее необычайно округлились, рот, напротив, сжался в точку.
– Спасибо, Бони. – Он взял нож. Роскошная финка – острая, словно бритва, а острие заточено буквально до невидимости. – А теперь выйди!
И она вылетела из комнаты, как вишневая косточка из пальцев. Положив кинжал и полоску ткани на стол, Гип подтащил Томпсона к креслу, огляделся, заметил шнурок от звонка и сорвал его. Он привязал руки и ноги Томпсона к креслу, откинул назад его голову и затянул на глазах повязку.
Потом пододвинул поближе еще одно кресло, уселся в него. Чуть шевельнул ножом, ощущая ладонью превосходный баланс. Он ждал.
И, размышляя, взял свою мысль целиком и, оставив на ней рисунок, словно портьеру, повесил над входом в свой разум. Он повесил ее аккуратно, расправил все складки, со всем тщанием предусмотрел, чтобы она закрывала этот вход от верха до низа, не оставляя щелей по бокам.
Вот что гласил этот рисунок:
Слушай меня, мальчик, слушай, сирота. Тебя ненавидели, гнали… Так было и со мной.
Слушай меня, мальчик из пещеры. Ты нашел укромный уголок и был счастлив в нем. Так было и со мной.
Слушай меня, мальчик мисс Кью. На годы ты забыл самого себя, а потом вернулся, чтобы обрести себя заново. Так было и со мной.
Слушай меня, мальчик, Homo Gestalt. Ты обрел в себе силу, что превыше любых мечтаний, ты пользовался и наслаждался ею. Так было и со мной.
Слушай меня, Джерри. Ты узнал, что, как бы велика ни была твоя мощь, она никому не нужна. Так было и со мной.
Ты хочешь быть желанным. Ты хочешь быть нужным. И я тоже.
Джейни говорит, вы нуждаетесь в нравственности. Но это понятие не применимо к вам. Вы не можете воспользоваться правилами, установленными теми, кто подобен вам, ибо таких не существует. Но ты не простой человек, так что мораль обычных людей не применима к тебе. Так человеку бесполезен нравственный кодекс муравьиной кучи.
Поэтому ты никому не нужен, и ты – чудовище.
И я не был нужен обществу, покуда оставался чудовищем.