Сборник
Шрифт:
— Что же в этом плохого?
— Она утверждает, что из таких районов, как Бегония Драйв, не могут выйти авантюристы, путешественники и артисты.
Помолчав, Жанетт не выдерживает:
— Пусть твоя Маргарет карабкается сама на Аннапурну и там нарисует себе картину. Я уже говорила тебе: теперь новое время и мы новые люди. Мы создаем сейчас новый вид людей, которые не зацикливаются на том, что отец вечно навеселе, а мать прыгает в постель с сантехником. Мы воспитываем новое поколение, которое будет любить то, что имеет, и не станет терять время, сводя счеты с остальными. Перестань умничать, моя радость, тебе
— Знаешь, — изумился Герб, — точно то же сказал мне Смитти. Герб смеется. — Ты говоришь мне это, чтобы успокоить меня, а он хотел обидеть.
— Тут все дело в том, как ты смотришь на вещи.
Он некоторое время лежит молча, пытаясь представить себе будущее. Комитет в роли родителей, а мужчина ловко управляется со скатертями и салфетками… — в голове у него все начинает медленно кружиться. Черт с ним… Герб шепчет:
— Спокойной ночи, моя сладенькая.
— Спокойной ночи, мой сладенький, — мурлычет Жанетт.
— Спокойной ночи, моя радость.
— Да, моя радость.
— Черт побери! — взрывается Герб, — прекрати называть меня так, как я тебя зову!
Жанетт не напугана, но обеспокоена, она чувствует, что мужа обуревают тревожные мысли. Жанетт молчит.
Через пару минут Герб просит:
— Извини, детка.
Она отвечает:
— Все в порядке — Джордж.
Ему ничего не остается, как рассмеяться.
Чарли и Филос добрались в Первый Научный блок за несколько минут, воспользовавшись «метро» — для обозначения метро имелось специальное лидомское слово, которое не переводилось на английский язык. Выйдя из метро на поверхность, они обошли вокруг бассейна, где, видимо, постоянно купались тридцать-сорок лидомцев, и на минуту задержались здесь. По дороге они обменялись лишь несколькими фразами, так как каждому было о чем подумать. Глядя на ныряющие, борющиеся и бегающие фигуры, Чарли пробормотал в ответ на свои мысли:
— Интересно, как, держатся эти маленькие фартучки?
На что, Филос осторожно протянул руку к волосам Чарли и слегка потянул их со словами:
— А как они держатся?
Они обошли вокруг здания под колоссальной нависающей конструкцией, и Филос остановился.
— Я буду ждать тебя здесь, пока ты не освободишься, — сказал он.
— Лучше бы ты пошел со мной, — попросил Чарли. — Если мне опять скажут, чтобы я поговорил с Филосом, то мне хотелось бы, чтобы ты был рядом.
— О, он точно скажет. Но я еще заговорю тебя в свое время. Думаю, что тебе надо узнать побольше о Лидоме до разговора со мной.
— Чем же ты занимаешься, Филос?
— Я историк. — Филос подозвал Чарли к основанию стены и положил его руку на невидимый поручень. — Готов?
— Готов.
Филос отступил назад, и Чарли вознесся вверх. К этому времени он уже немного привык к новым ощущениям, и ему не казалось, что при этом наступает конец света. Чарли смог даже наблюдать за Филосом, идущим назад к бассейну. «Странное существо, — подумал Чарли. — Кажется, никто его не любит».
Чарли остановился напротив большого окна, смело приблизился к нему и прошел сквозь него. Он вновь ощутил странное чувство, когда проходил сквозь окно, на какое-то мгновение он становился частью иной среды невидимой преграды.
Чарли осмотрелся. Прежде всего он увидел камеру с мягкой обивкой на стенах и машину времени, выглядевшую, как огромная серебристая тыква. Дверь машины была открыта, как будто он только что покинул ее. Задрапированные стены комнаты, немногочисленное и странно выглядевшее оборудование на небольшом стенде в центре, несколько стульев и стол для письма стоя, заваленный бумагами.
— Сиес?
Ответа не было. Чарли робко обошел комнату и присел на один из стульев или пуфиков. Он вновь позвал Сиеса, уже громче, но никто по-прежнему не появился. Чарли скрестил ноги и стал ждать. Когда ему надоело ожидание, он поднялся, подошел к серебристой машине и заглянул внутрь.
Чарли никак не ожидал, что его может ударить так сильно, он вообще не предполагал, что будет удар. Ведь именно на этом серебристом полу он лежал распростертый, почти мертвый, отделенный годами и неизвестным количеством миль от всего, что имело для него значение в этой жизни, а пот медленно высыхал на его теле. На глаза навернулись слезы. Лора! Лора! Ты уже мертва? Может быть, мертвая ты ближе ко мне? Постарела ли ты, Лора, покрылось ли морщинами, поблекло ли твое желанное тело? Как ты перенесла старость? Знаешь, Лора, я отдал бы все на свете, даже саму жизнь, чтобы хоть один раз прикоснуться к тебе — но тебя нет. Лора, знаешь ли ты, что я готов сделать это, готов умереть, но перед смертью увидеть тебя хоть раз, погладить твои волосы, пусть ты даже уже стара, а я молод.
Или… может, конец, ужасный конец пришел, когда ты была еще молода? Разнесло ли неведомой силой твой дом, растворилась ли ты мгновенно в яркой вспышке? А может, ты медленно умирала от ядовитого дождя, у тебя были внутренние кровотечения, рвота и ты снимала пряди отмерших волос со своей подушки по утрам?
Как ты любила меня? Неожиданно Чарли овладело веселое настроение. Как тебе понравился бы Чарли в голубых пеленках и в комбинезончике с капюшоном? А этот воротник?
Чарли опустился на колени в дверном проеме машины и закрыл лицо руками.
Прошло время, он встал и начал искать, чем вытереть нос.
— Я хочу быть с тобой, Лора, когда это случится. Или лучше до того, как случится… Лора, может, мы оба умрем старыми, ожидая конца…
Ослепленный своими чувствами, Чарли обнаружил, что он теребит в руках драпировку в одном из концов комнаты, не соображая, что делает, и как он здесь оказался. За драпировкой не было ничего — только стена с орнаментом на ней. Он дотронулся до него, и открылось небольшое отверстие, похожее на то, откуда подавался завтрак, только не хватало подноса. Чарли нагнулся и заглянул в освещенное отверстие, где он увидел кучу прозрачных квадратных коробок и книгу.
Сначала Чарли вытащил коробки, повинуясь исключительно любопытству, а затем его охватило все возрастающее возбуждение. Он извлек их по одной и так же осторожно вернул все на место, предварительно заглянув в каждую.
В одной коробке лежал гвоздь, ржавый гвоздь, лишь на изломе его блестел металл.
В другой коробке находился выцветший коробок спичек, от красных фосфорных головок на картоне остались слабые следы. Он узнал его, узнал! Он узнал бы его из тысяч подобных. Это были спички из бара старика Дули на Арч Стрит. Только вот… немногие сохранившиеся буквы были в зеркальном изображении…