Сборников рассказов советских писателей
Шрифт:
В микрорайон он не поехал. Взял на базаре двух кур (по восемь рублей) и решил достать осетрины. На базаре ее не продавали. Если даже рыбаки и привозили ее сегодня, то она уже вся разошлась. Можно, конечно, попытаться завтра рано утром, все равно за мясом придется ехать, но это рискованно, а вдруг ее не будет, тогда уж и на море не успеешь съездить, ведь завтрашнего дня только и хватит на приглашение гостей.
Багадур отвез домой сумку с покупками и предупредил жену, что едет в Бильгя за осетриной.
Она только пришла с работы и кормила Рафика жареными баклажанами. Мальчик, как и Багадур, очень их любил, и вообще
— Побрейся хоть, неудобно в таком виде ходить, — сказала жена Багадуру, когда он выложил бутылки и кур на стол. А про покупки ничего не сказала, дала понять, что все еще не согласна с его решением отпраздновать день рождения сына так пышно.
Багадур снял рубашку, умылся, вымыл шею и начал бриться. Да, совсем не похож на него Рафик. И глаза другие, и кожа, и волосы. Только зубы такие же: верхние чуть внутрь загибаются, под нижние. Но зубы еще меняться будут. Волосы у него не кудрявые, а у Багадура все в колечках, никакая прическа не держится, и начинаются почти от самых бровей. Поэтому кажется, что лоб маленький. А в самом деле лоб нормальный. Просто по глупости Багадур несколько раз сбрил их над бровями — мелкие они там были, почти пушок. А сейчас выросли такие же, как и везде. И на щеках, под глазами, он тоже сбрил пушок, теперь приходится брить все время. Поэтому жена права, чаще бриться надо, совсем другой вид получается. Молодеет он сразу.
Пока Багадур брился, жена убрала все, что он принес, в холодильник, отправила Рафика поиграть во двор и начала готовить обед.
— Я думаю, к семи часам вернусь, — сказал ей Багадур, чтобы завязать разговор.
Жена промолчала.
Из своей комнаты вышел отец.
— Что нового в газетах? — спросил Багадур и подумал, что послезавтра надо будет заставить отца поменять рубашку. Воротник этой совсем обтрепался и потемнел от времени.
Отец оставил вопрос Багадура без внимания, открыл холодильник и вытащил из него два баклажана. Он любил их печь на газовой плите: клал на раскаленную железку из-под чайника и время от времени переворачивал, чтобы не подгорели. Нашел время. Аня отошла от плиты.
— Разве без осетрины нельзя обойтись? — спросила она, когда Багадур надел рубашку.
Вопрос жены обрадовал Багадура, это означало, что она постепенно соглашается с его решением отпраздновать день рождения. Все же молодец Аня, никогда не доводит дело до того, чтобы прикрикнули на нее. Конечно, и то, что отец сейчас вышел из своей комнаты, тоже сыграло свою роль — они как-то лучше начинают относиться друг к другу в его присутствии, будто объединяются против чего-то чужого.
— Можно, конечно, — сказал Багадур, — тем более, жарко еще, рыба быстро портится… Но ведь ничем ее не заменишь на столе. Немного отварим, а остальное на шашлык пойдет.
— Не понимаю, зачем это нужно? — сказала Аня, но Багадур знал, что она уже на все согласна, а говорит просто, чтобы прошел холодок, который возник между ними в последние дни.
— В чем дело? — вдруг спросил отец.
— Багадур за осетриной хочет съездить в Бильгя, —
— Ты мне лезвие обещал, — повернулся отец к Багадуру, он всегда делал вид, что не слышит, что ему говорит Аня, даже если сам ее о чем-то спрашивал. — Зачем тебе осетрина?
— Рафику пять лет исполняется десятого, — сказал Багадур, — хочу гостей пригласить.
— Ребенку это не нужно, — сказала Аня, — придут только взрослые люди… Если придут…
Она не посмотрела на Багадура, когда произнесла эти слова, и сказала их как-то незаметно, не желая его обидеть. И он не обиделся, но вдруг подумал, что, пожалуй, слишком поторопился накупить, выпивки, ведь может так получиться, что ребята опять не найдут времени прийти, будут заняты делом или вообще их нет в городе. Это вполне возможно: еще только начало сентября, многие не вернулись из отпусков.
— Лучше купить ребенку подарок, — продолжала Аня, — и созвать в гости его товарищей со двора, это ему гораздо больше понравится.
— Неправильно говоришь! — вмешался в разговор отец, резко отодвинув баклажаны. — Есть малая политика государства, есть высшая: тактика и стратегия, — он гордо посмотрел на Багадура.
…Конечно же, надо было сперва выяснить, в городе ли ребята, есть ли у них время, а потом уже тратить деньги на водку и коньяк, ругал себя Багадур, опять он может попасть в глупое положение из-за своей торопливости…
— Думаешь, государству нужны праздники? — сказал отец, он так и не повернулся к Ане, хотя говорил для нее. — Нет! Эти деньги можно потратить на тысячу других вещей. А с точки зрения высшей политики — это необходимо! Багадур прав, пусть придут гости, надо чаще устраивать праздники… А помощь слаборазвитым странам? Это тоже высшая политика! О ней нельзя забывать! Ты думаешь, это все просто, раз-два и все? Как бы не так, поэтому вы совершаете ошибки на каждом шагу. Русский язык преподавать легко, а есть вещи посложнее, политически надо развиваться! — Отец с сожалением посмотрел на Багадура: мол, твоя жена как хочет вертит тобой, необразованным дураком, но есть люди в этом доме, которые все видят и понимают, и пусть она не думает, что умнее всех.
— Ладно, ладно, — скривил лицо Багадур, — не выходи из себя, высшая политика… Рафику пальто нужно купить, какая уж тут высшая политика? — Он уже давно не придавал значения «умным» разговорам отца, с тех пор как одно его заявление попало к матери Эльдара, тете Лейле, и выяснилось, что отец малограмотный человек, хоть и работал когда-то прокурором.
— Вы что, хотите, чтобы я не доел эти баклажаны? — и, делая вид, что они обжигают ему руку, отец побежал в свою комнату.
Аня тихонько, чтобы не слышно было в комнате, рассмеялась. Багадуру было не до смеха.
— На обращай на него внимания, — сказала Аня, — в конце концов, не придут — не надо. Пригласим родственников.
— Почему не придут?! — вдруг закричал Багадур. — Кто сказал, что не придут?! Замолчи! Везде нос свой суешь! Вари свой обед, остальное не твое дело…
Когда он все это кричал и видел при этом, как морщится от обиды лицо жены и на глазах ее появляются слезы, он понимал, что делает не то, и удивлялся даже, что орет такие глупые и несправедливые слова, надув жилы на шее, как буйвол, но остановиться не мог, а, наоборот, разозлился еще больше, но уже на себя, и, хлопнув дверью, поехал в Бильгя за осетриной…