Сборщик душ
Шрифт:
Я двинул прямиком к бару и вскарабкался на табуретку. Я за стойкой носил тесную черную футболку и щеголял бицепсами. «А он ничего!» – пронеслась у меня шальная и ужасная мысль, которую я постарался побыстрее засунуть куда подальше. Надеюсь, до такой степени самовлюбленности я еще не дошел.
– Вы мне просто скажите, – безнадежно вопросил я, когда он неторопливым шагом поравнялся со мной, – это ад? Или чистилище, или еще что?
– Это было бы слишком просто, не находишь? – Он покачал головой. – Далековато ты уехал, смылся аж в Калифорнию. Еще пара нас отбыла в Австралию и в Новую
Он вытащил бутылку пива и запустил ее по прилавку в мою сторону.
– Единственный… – машинально повторил я.
– Вот-вот. Ты что, не помнишь? Большое сборище, когда нам стукнуло по десять лет, ты там точно был. То, что в пятнадцать, ты пропустил – и не ты один, тогда назначили выездной матч, многие из нас играли. Ну, а к восемнадцати ты как раз уже уехал.
– Я помню, в детстве я притворялся, – медленно сказал я, – будто у меня есть… брат, совсем одинаковый близнец, только вот… погоди, все это как-то неправильно…
Бармен и себе открыл пива и сделал глоток.
– Тетя Хелен говорила, я единственный на свете мальчишка, у которого в воображаемых друзьях – он сам.
Тут я и правда вспомнил… Я совсем маленький мальчишка и играю… Черт!
– …играю сам с собой! Черт. Это определенно звучит плохо!
– Мы все время так баловались, – успокоил меня бармен. – И всегда могли видеть друг друга, слышать друг друга, да еще и вместе время от времени собирались. Кое-кто из нас – те, что поступили в колледж, – придумали целые теории, почему и как это происходит. Наука, знаешь ли. У тех, кто ударился в религию, теории тоже были, но совсем другие.
Он пожал плечами.
– Понятия не имею, может, мы призраки или проекции из других измерений. Мне, честно говоря, все равно. Знаю только, что мы – семья. Большинство – ну, многие, по крайней мере, – остались поблизости от дома, так что мы довольно часто встречаемся. После восемнадцати даже затеяли собираться каждый год – все-таки живем по большей части в разных местах, самостоятельно. Сравнивали дневники, проверяли всякие совпадения. Что бы было, если бы я стал встречаться с той девчонкой или купил эту машину… В конце концов, я подумал, а ну его к черту, куплю этот бар, будет нам где собираться вместе, в любое время, когда угодно. Гарантированная клиентура! Самое лучшее решение в моей жизни.
– Да я годами мечтал открыть собственный ресторан! – воскликнул я. – А деньги откуда?
– Ну, у меня были инвесторы, – подмигнул он. – На выходных ребята не показываются, а я открываюсь для обычной публики. Все будни бар официально закрыт для проведения частных мероприятий. Друзья думают, что я так назвал бар, потому что у меня такое вот дикое самомнение. Я никогда им не говорил: на самом деле это просто описание – дом Ти-Джея. Любого Ти-Джея. Всех Ти-Джеев.
– И сколько нас тут? – спросил я.
Он облокотился о стойку и окинул зал вдумчивым взглядом.
– Регулярных посетителей пара дюжин, – сказал он и ткнул пальцем за спину, где на стене висел
– Я… я только не понимаю, что все это значит…
– Еще бы. Никто из нас не понимает. А оно, собственно, и не обязано что-то там значить. Ну, кроме того, что ты никогда не будешь один. Как там в этой поговорке сказано? «Дом – это место, откуда тебя не прогонят»?
– Дом – это такое место, раз уж ты туда пришел, тебя впустят, – сообщил поддатый товарищ у двери. – Стих Роберта Фроста «Смерть батрака».
Я обернулся поглядеть на него; он улыбнулся, продемонстрировав сильно прореженные зубы.
– Ему тоже скоро светит пополнить галерею, – прокомментировал бармен, указывая на пьянчугу движением подбородка. – Если будет продолжать в том же духе. Он год проработал учителем в школе, а потом бюджет урезали, его как новичка уволили, и теперь… Он, видишь ли, тоже в своем роде повар. Только варит метедрин и большую часть продукта сам и ухрюкивает. Мы пытались ему помочь, но… – Он вздохнул. – Некоторые из нас не желают, чтобы им помогали.
Я отвернулся вместе с табуреткой, не желая разглядывать портрет себя, падшего гораздо ниже, чем виделось мне в самых страшных снах.
– Но разве все это не значит, что я… ненастоящий или просто плод чьего-то воображения, или…
– Думаю, самый первый Ти-Джей тут я, если уж на то пошло, – ухмыльнулся бармен. – Разумеется, остальные думают, что это они. Во всяком случае, я здесь один из самых настоящих. И тут, представь себе, ты! Уезжаешь в Калифорнию, всем рассказываешь, что любишь спать с парнями – я хочу сказать, большинство из нас держит это в секрете, – и лезешь на телевидение! Совершенно неправдоподобно! И, однако же… – он сделал долгий глоток из бутылки, – вот он ты.
– И кто-нибудь из нас… счастлив?
Такое явление, такое, не побоюсь этого слова, чудо (и неважно, насколько прозаичным оно выглядит для этого бармена) просто обязано иметь какой-то смысл! Должно в нем прятаться хоть какое-то завалящее откровение, разве нет?
– Счастлив? А то! Хотя бы иногда. А некоторые совершенно несчастны. Все как у людей, я полагаю. Понятное дело, это кажется удивительным: вот они – мы, все рядом – почти одинаковые, но все из разных миров, которые трутся боками. У каждого своя жизнь, и это… просто жизнь, чувак.