Сценарий счастья
Шрифт:
Были задействованы все виды моральных и медицинских рычагов. В качестве одного из принципиальных возражений выдвигался тот тезис, что мы пытаемся подменить собой господа бога. Существовало и реальное опасение, что в организме, насчитывающем не менее ста тысяч генов, мы можем по ошибке активизировать не тот, что нужно, и вместо лечения, наоборот, спровоцировать какую-нибудь страшную опухоль.
Мы понимали, что до тех пор, пока нам не удастся найти поддержку в лице какого-нибудь бесстрашного функционера Администрации по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными препаратами, наши усилия будут оставаться драмой без финального акта. Полномочные органы всякий раз ухитрялись затягивать решение конкретного вопроса до тех пор, пока он не переходил в разряд академических. То есть пока пациент не умирал. Нужно было, чтобы кто-то заставил их разрешить нам лечить безнадежных больных тогда, когда для этого еще было время. И эта роль выпала мне.
С обаятельным взъерошенным парнишкой одиннадцати лет по имени Джош Липтон судьба свела меня в тот момент, когда он уже лежал на смертном одре. Его перевели к нам из Хьюстона, где безжалостно разрастающуюся в его мозгу медуллобластому уже безуспешно пытались лечить химиотерапией, облучением и даже хирургическим путем. Теперь ему оставалось жить самое большее несколько недель.
Хотя арсенал медицины в его случае был исчерпан без остатка, и сам Джош, и его родители не сдавались. Мальчик мужественно сопротивлялся смерти, а мама с папой настойчиво искали все возможные методы лечения, включая альтернативные методики народных целителей, практикующих в «клиниках для безнадежных больных» по ту сторону мексиканской границы.
Я решил обратиться в Вашингтон за разрешением применить свой метод в качестве последней меры. Я надеялся, что чиновники от медицины проявят к мальчику сострадание. Я заручился свидетельствами двух специалистов с мировым именем о том, что медицина не в силах помочь этому ребенку. Поскольку навредить в данном случае было невозможно, ученые обращались к правительственным чиновникам с призывом разрешить мне провести разработанную мной процедуру, которая успела доказать свою эффективность в борьбе со злокачественными новообразованиями, во всяком случае, на экспериментальном уровне.
Пока в правительстве шли пронизанные ханжеством дискуссии, жизнь стремительно покидала Джоша. Однажды вечером я осмотрел мальчика, и мне стало ясно, что следующим документом в этой нескончаемой переписке с инстанциями станет свидетельство о его смерти.
Я не был лично знаком с председателем комитета доктором Стивеном Грэбинером, но решился позвонить ему и поставить вопрос ребром:
— Вы что, доктор Грэбинер, хотите, чтобы я зачитал разрешение от ФДА на его похоронах? Давайте говорить серьезно. Это я рискую, а не вы.
Вообще-то, больше всех рисковал сам Джош, но в такого рода баталиях пациент часто бывает отодвинут куда-то на второй план.
На том конце провода что-то, кажется, произошло. Отчаянный призыв сердца дошел до разума, а тот родил волю.
— Я понял, доктор Хиллер. Постараюсь в выходные созвать комитет.
Странно, но самые значительные события чаще всего остаются у нас в памяти какими-то ничтожными деталями. Было около трех часов ночи. Четверг, 14 мая 1991 года. Мы сидели в лаборатории и готовились снять пробу с нового произведения кулинарного искусства — пиццы с копченой лососиной, которую я специально заказал в «Ле Мистраль». И тут зазвонил телефон. У меня мелькнула дерзкая мысль, что посреди ночи не звонят по пустяшному делу.
— Здравствуйте, Мэтью, это Стив Грэбинер. Извините за столь поздний звонок, но я был уверен, что вы сами хотели бы услышать эту новость поскорей. Не стану утруждать вас деталями, но сухой остаток таков: вам дается разрешение на вашу процедуру, но только однократно. Никаких повторов, только одна попытка. Утром пришлю вам по факсу письменное подтверждение.
Я лишился дара речи.
— Доктор Грэбинер… Стив… Не знаю, что и сказать!
— Ну… — ответил он добродушным, но усталым тоном, — можете, к примеру, выразить свою уверенность, что эксперимент не обернется для всех нас каким-нибудь триллером.
— Этого я вам обещать не могу, вы же знаете.
— Вот-вот. А потому я сейчас выпью большой стакан виски и залягу спать. Спокойной ночи, старина.
Я немедленно сел за составление списка сотрудников, которых надо было срочно разбудить, и тут же меня начали одолевать сомнения. В своем путешествии в мир неизведанного я осмелился взять на себя ответственность за жизнь другого человека. И хотя родители Джоша заверили меня, что не питают ложных иллюзий, я не мог себе даже представить, что будет с ними, если мой эксперимент не удастся.
Время было настолько дорого, что я незамедлительно позвонил дежурной сестре в отделение, где лежал Джош, и попросил немедленно вызвать родителей, чтобы дать им подписать бумагу о согласии на процедуру. Она ответила, что Липтоны уже и так сидят в палате сына.
Сейчас реальность для меня стала похожа на песочные часы: я почти физически ощущал, как убегают секунды. Я стремглав бросился к лифту. Мне даже казалось, что номера этажей на табло бегут сегодня медленнее обычного.
Добравшись наконец до этажа, где лежал Джош, я рванулся к его палате. Барбара и Грег Липтон были предупреждены и дожидались меня в коридоре. Настроение у них было приподнятое, хотя радоваться пока было нечему.
— Ой, доктор Хиллер, какая замечательная новость! — возбужденно воскликнула мать.
— Доктор, спасибо вам, — несколько более здраво произнес отец. — Вы дали нам еще один шанс.
Я понимал, что передо мной стоит сложная задача — вселить необходимую уверенность, не внушая необоснованных надежд. По этой тончайшей грани мне предстояло сейчас пройти. Они не меньше моего должны быть готовы к неудаче.
Мальчика уже разбудили. Мы с ним немного поболтали, пока моя старшая ассистентка Риза готовила аппаратуру.
Я спросил своего юного больного, понимает ли он суть процедуры.
— Папа говорит, это еще одна попытка. Новое лекарство или что-то в этом духе.
— Это не совсем лекарство, — объяснил я. — Я придумал способ, как подправить клетки твоей иммунной системы таким образом, чтобы после их введения обратно они раз и навсегда победили эту несчастную опухоль.
Он сонно кивнул, а я приготовил шприц. Потом взял его прозрачную руку и стал искать неисколотую вену. Как можно более бережно введя иглу, я набрал в шприц кровь.