Сценарий собственных ошибок
Шрифт:
Не случайно Саша показался ему таким молодым! Слишком молодым…
«Мертвые не меняются, – подумал Игорь. – То-то и страшно, что мертвые не меняются…»
Мертвые?! Игоря побудило к действию то, что он вообще-то пришел сюда не за воспоминаниями. Он пришел, чтобы спасти свою дочь!
– Валентина Георгиевна, у вас есть DVD-проигрыватель? – Игорь достал из дорожной сумки диск, который по какому-то наитию привез с собой из Москвы.
– Вот все говорят «дивиди», «дивиди», а откуда нам, пенсионерам, знать, что это за «дивиди» такое? У меня телевизор – и тот всего одну программу показывает… Игорек, куда же ты? А чаю попить?
Игорь
Сашка умер одиннадцать лет назад. Умер в нищете, в болезнях, в безнадежности, в отчаянии. Как же он должен был перед смертью возненавидеть тех, кого называл друзьями! Они оказались не друзьями, они оказались хуже врагов: забыли о нем… Игорь способен признать справедливым, что перед смертью Сашка хотел мести. И начал мстить – при посредстве некоего знакомого им обоим швейцарца… Кто такой Генрих Иванович Лямпе – мертвец или живой? Или вообще нечто третье, пока не упоминавшееся? На эту тему Игорь рассуждать не хотел, понимая, что его доказательства существования Сценариста не более веские, чем доказательства существования ресторана «Ретро» в Глухом переулке. Принцип «не верь глазам своим» тут более чем оправдан.
Но почему Сашка стал мстить не сразу после смерти, а выжидал целых одиннадцать лет? Объяснений можно придумать много. Был слишком занят обустройством своего послесмертия? Долго подыскивал посредника в лице Генриха Ивановича? Следовал зловещей испанской пословице о том, что месть – это блюдо, которое едят холодным?
Самое простое и, возможно, верное – ждал, пока благополучие всех бывших друзей достигнет апогея. Что за радость – раздавить в лепешку человека пусть не нищего, но озабоченного своим бизнесом и семейными неразберихами? Когда человек путем упорной борьбы за существование достиг всего, чего хотел – вот тогда терять и вправду мучительно… Вспоминая время, предшествовавшее самоубийству Андрея, с которого все началось, Игорь приходил к выводу, что это был, должно быть, лучший период в его жизни.
А потом, потом – покатилось, как санки с ледяной горки. Только ветер свистит в ушах. А впереди – обрывистый берег реки. И полынья во льду чернеет. И не остановить.
«Сашка, я все понял! – истошно вопил внутри своей головы Игорь, из последних сил надеясь, что мертвые постоянно рядом с нами, что они способны читать мысли. – Прости меня! Ну прости! Каюсь! Мы сволочи! Но при чем тут моя Алинка? Дети за отцов не отвечают! А если не ты ее убиваешь, если на свете есть всего лишь бездушная, безличная цепь обстоятельств, ведущих от рождения к гибели, как о том говорил Генрих, – пожалуйста, дай мне шанс разорвать эту цепь! Один-единственный крохотный шанс! Пожалуйста! Умоляю! Вспомни, как мы гоняли мяч на пустыре, как я давал тебе списывать изложения по русскому…»
Номер провинциальной гостиницы, хоть и значился как «люкс», производил удручающее впечатление. Линялые, в прошлом голубые обои, влажноватые полотенца в ванной, лакированный стол, на который когда-то поставили горячую чашку, подушка, пахнущая плохо обработанным куриным пером. На все эти мелочи быта Игорю было глубоко наплевать. Главное – в «люксе» был и DVD-плеер. Заперев дверь на ключ и попросив горничную ни под каким предлогом не беспокоить, Игорь приготовился подробно просмотреть сцену гибели дочери. Что-то ему подсказывало, что на этот раз диск будет работать без помех и нужные эпизоды запустятся.
Так оно и оказалось. Но увиденное было настолько неутешительно, что Игорь застонал, стиснув кулаки так, что ногти оставили кровавые отпечатки на ладонях. Нет – ни единого шанса у него нет! Трагедия должна произойти с минуты на минуту.
– Да что ты за гад! – закричал Игорь, обращаясь к потолку, потому что точнее не мог определить Сашкино местоположение. – Что ты за сволочь? Почему ты над нами так измываешься? Почему ты хочешь, чтобы все умерли, как ты? Неужели мало тебе Андрюхи, мало Мишки, на котором живого места не осталось, пришлось собирать по частям? Гад! Ненавижу! Ты мертвый – так тебе и надо!
Преодолев приступ отчаяния, он схватил мобильник и принялся лихорадочно звонить.
Алине… Инне… Марине… Володе…
Занято… Занято… Занято… Занято…
После самоубийства Андрея в жизни Марины потянулась тусклая и печальная полоса. Не потому, что она так обожала покойного супруга, что без него не мил белый свет: вдова засыпала без снотворного, не страдала отсутствием аппетита, не целовала без конца, обливая слезами дорогую фотографию, и, в общем, продолжала существовать в этом мире. Тем более что средств, которые у нее остались, должно было хватить и на обучение сына за границей, и на безбедное существование в течение долгих, долгих десятилетий…
Но она была несчастна. Она не ощущала того уровня заботы, которая окутывала ее всю жизнь. Она привыкла, чтобы ее желания исполнялись, чтобы вокруг нее суетились, чтобы можно было с кем-то покапризничать, кому-то пожаловаться – все равно на что, главное, чтобы вызвать участие окружающих. А теперь? Прислуга – чужие люди; да Марина, взлелеянная в семье партработника, не стала бы общаться с ними на равных. Забота должна быть не за деньги, а бескорыстная; подделки Марину не интересуют! Сын? Стасик благодаря баловству Андрея вырос таким нечутким грубияном, кроме того, у него переходный возраст… На самом деле Стас, с ранних лет разобравшийся, как мамочка помыкает окружающими, прилагал все усилия, чтобы не позволить помыкать собой, однако Марина этого не понимала… К кому еще обратиться? К друзьям? Но Марина так и не завела друзей; все ее друзья были друзьями Андрея и совсем забросили ее…
Накануне отъезда Игоря в Озерск Марина слегла с температурой. Не такой уж высокой, всего тридцать семь и шесть, но ей очень нравилось чувствовать себя больной и совершенно несчастной, гонять, больше обыкновенного, прислугу, вызывать по нескольку раз докторов и требовать повышенного внимания от сына. Марине вспомнилось, что в добрые старые времена больным обязательно наносили визиты знакомые, дабы засвидетельствовать свое почтение и пожелать скорейшего выздоровления. И так вдруг отчаянно захотелось уподобиться светским дамам прошлого, что Марина потянулась к телефону, перелистнула записную книжку и остановилась на кандидатуре Инны Гаренковой. А что? Вполне подходящий вариант. В ее, Марины, тяжелом положении – овдовела, да еще больна! – не так плохо будет пообщаться с женщиной, которой еще хуже, ведь ее недавно бросил муж. Да и Алинка что-то давно не приезжала к Стасу… Решено – Марина звонит Гаренковым.