Счастье - это теплый звездолет (Сборник)
Шрифт:
А в Чили малютка Дельфи получает новый дом рядом с виллами других звезд и личное авто, которое возит ее на работу. У Хопкинса появляется новый компьютерный терминал и сотрудник, отвечающий за расписания. Чем заполнены эти расписания?
Вещами.
И здесь начинаются проблемы. Ты, наверное, уже догадался какие.
— Она что, вообразила себя Обществом по защите прав потребителей? — Благообразное лицо мистера Кантла гневно кривится.
— Девочка расстроена, — упрямо повторяет медсестра Флеминг. — Она поверила в то, что
— Это хорошие продукты, — машинально отвечает мистер Кантл, но он уже совладал с гневом. Те, кто не умеет держать себя в руках, таких должностей не достигают.
— Она говорит, от пластика у нее сыпь, а от бьюти-капсул голова кружится.
— Господи, зачем же она их глотала, — взволнованно вставляет доктор Тесла.
— Вы сказали ей их принимать, — упорствует мисс Флеминг.
Мистер Кантл ломает голову, как объяснить это склизкому хорьку с седьмого этажа. Кто там нес золотые яйца, гусыня?
Неизвестно, что сказал мистер Кантл на седьмом этаже, но в Чили из обихода Дельфи исчезают не понравившиеся ей продукты. А в ее компьютерной записи появляется символ, означающий примерно: «Соизмерять противление объекта с индексом популярности».
Это означает, что жалобы Дельфи будут терпеть, пока потребительский отклик остается выше некоего уровня. (Что будет, если он опустится ниже этого уровня, нас не волнует.) И, словно в качестве компенсаций, цена ее экранного времени вновь идет вверх. Теперь она регулярно появляется в сериале, и отклик по-прежнему растет.
Смотри: вот она под жаркими лазерами, в голографическом ангаре. Собираются снимать несчастный случай на самодвижущейся дорожке. (Гость эпизода — пиар-менеджер акупунктурной школы.)
— Мне кажется, этот новый бодилифтер небезопасен, — говорит Дельфи. — У меня от него синяк — вот посмотрите, мистер Вер.
Она изворачивается, чтобы показать закрепленное на теле миниатюрное серое устройство, создающее блаженное ощущение невесомости.
— Так не носи его все время, Ди. При твоей коже… смотри на табло, началась синхронизация.
— Но если я не стану его носить, это будет нечестно. Его нужно лучше изолировать, или как там это называется, как вы не понимаете?
Обожаемый зрителями старичок-отец (он в эпизоде — пострадавший) маразматически хихикает.
— Я им передам, — бормочет мистер Вер. — А теперь, отходя, нагнись вот так, чтобы его было видно, но самую малость? И замри на две секунды.
Дельфи послушно поворачивается, и в слепящем свете встречает взгляд необычно черных глаз. Она щурится. Очень молодой человек стоит в одиночестве у входа — видимо, ждет, когда освободится площадка.
Дельфи привыкла, что молодые люди смотрят на нее с разными странными выражениями, но такого она еще не видела. Взгляд более серьезный, понимающий. В нем сквозит тайна.
— Глаза! Глаза, Ди!
Она выполняет то, что от нее требуется, украдкой косясь на незнакомца.
Когда ее отпускают, она робко подходит к нему.
— Ну ты отчаянная, кисуля. — Голос спокойный, но в нем звучит скрытый жар.
— В каком смысле?
— Ругаешь продукт. Нарываешься.
— Но так же нельзя, — говорит она. — Они не знают, а я знаю. Я им пользуюсь.
Он несколько выбит из колеи:
— Ты чокнулась.
— Они сами увидят, когда его проверят, — объясняет она. — Им просто недосуг. Когда я им говорю…
Он смотрит в ее хорошенькое личико. Открывает рот. Закрывает.
— Что ты вообще делаешь в этой помойке? Кто ты?
— Дельфи, — растерянно отвечает она.
— Пресвятой дзен.
— Что такое? И кто вы?
Съемочная группа уходит, зовет Дельфи с собой. Все, проходя, кивают молодому человеку.
— Извините, что задержали вас, мистер Бур-бур, — говорит помреж.
Тот что-то отвечает, но Дельфи не успевает разобрать слов — свита ведет ее к украшенному цветами авто.
(Слышишь щелчок невидимой цепи зажигания?)
— Кто это был? — спрашивает Дельфи своего парикмахера.
Парикмахер нагибается и слегка приседает за работой.
— Пол. Ишем. Третий, — отвечает он и берет расческу в зубы.
— Это кто? Я его не знаю.
Он бормочет — неразборчиво из-за расчески во рту — что-то вроде: «Ты шутишь?» Потому что она не может не знать — здесь, в гуще анклава ГВК.
Назавтра Дельфи и паралитик из сериала плавают в газированном бассейне. И вновь то же смуглое лицо под тюрбаном из полотенца.
Она смотрит.
Он смотрит.
И на следующий день снова.
(Слышишь, как включается автоматическое программное устройство? Системы состыковались, топливо начало поступать.)
Бедный Ишем-старший. Можно пожалеть старика: когда он зачинал детей, генетическая информация все еще передавалась старым обезьяньим способом. Только что это был счастливый карапуз с резиновой уточкой, глядь — уже рослый здоровый незнакомец, думает не пойми что, дружит не пойми с кем. Задает ненужные вопросы, устраивает возмутительные выходки. Когда слухи наконец доходят до папы в кабинете совета директоров, Ишем-старший принимает все возможные меры, но, поскольку эликсир бессмертия еще не изобрели, старику неспокойно.
А молодой Пол Ишем совершенно неуемный. Он умный, добрый, с хорошо подвешенным языком, излишне деятельный; он и его друзья до трясучки ненавидят мир, созданный отцами. И довольно скоро Пол обнаруживает, что в доме его отца обителей много и что даже компьютеры ГВК не могут связать всё со всем. Он выкапывает умирающий проект, что-то вроде «Поддержки маргинальной креативности» (команда фрилансеров, «открывшая» Дельфи, работала по одному из таких грантов). А дальше оказывается, что шустрый паренек, вроде Пола, может выбить себе вполне приличные съемочные мощности.