Счастье Кандида

Кругосветов Саша

Насладившись вдосталь красотой момента и испытав в полной мере ощущение законного торжества справедливости и победы прогресса над невежеством и ограниченностью, Кент по привычке решил прогуляться до мусорных баков на помойке. Нет, он больше ничего не будет черпать из этого чистилища, промежуточного состояния между миром вещей и великим плезневичевским «ничто»… Но привычка – вторая натура… Какой все-таки он пошляк: не только говорит, но и мыслит штампами.

Ничего такого ему больше не надобно. Ни рубашки с оторванными рукавами, которую можно выгодно загнать Шплинту. Ни банки прошлогодних соленых помидоров. Хорошо бы забыть о прошлом, будто его и не было – он теперь новый человек и уверенно входит в новую жизнь.

Двор

был чуть припорошен первым легким снежком, сквозь который продолжал сиять яркой зеленью нескошенный газон. Наметанным глазом он заметил, что земля и снежок вокруг его прежних ямок будто свеженабросаны. Значится, кому-то понадобилось. Ему-то теперь ненадобно ничего такого. Всего-то меньше недели прошло, а как его жизнь изменилась. Коренным образом. Ямки, помойка, водопроводные краны, торчащие из стены, – все, что его так прельщало при переезде сюда из Мошкарово, ему теперь ничего такого не требуется. А кому-то, видать, понадобилось. Вроде он даже понимает, кому это понадобилось. В нишу дальней стены была вставлена большая картонная коробка. В ней копошился кто-то… в поролоновой куртке, а может, и в лохмотьях. Похоже, старушка какая-то. Как же ты зимовать будешь здесь, бедолага, неужто в этой коробке? Впрочем, некогда ему размышлять о несправедливостях мироустройства. Завтра гости. Завтра должны прийти Румб с Линой.

Теперь все свои силы и внимание необходимо направить на подготовку к званому обеду. Он всю жизнь был на высоте. До его ужасного падения. Надо забыть о падении, это уже в прошлом. Он не должен терять лицо перед друзьями.

Привел в порядок свою вновь обретенную квартиру, обошел и внимательно все осмотрел. Продумал меню, сервировку. Надо бы предусмотреть некие важные мелочи. У Кента в доме обязательно должны быть какие-нибудь особенности или особенные детали.

Первый прием

Кент внимательно разглядывал себя в зеркале. Почистил зубы, флюоресцирующей расческой привел в порядок волосы, небрежно посыпал их мельчайшими фиолетовыми межгалактическими кристаллами, которые без труда можно теперь купить в любом магазине компьютерных игр.

Ящерка, уснувшая было в стаканчике из-под зубных щеток, заметила подошедшего хозяина, приподнялась, вытянулась вверх и, облокотившись передней лапкой на край стакана, испытующе взглянула на Кента.

– Ну, Люси, что ты скажешь? Что ты скажешь о моем намерении сразу после приема гостей найти девушку, в которую я смог бы влюбиться? Как ты думаешь, получится у меня?

Ящерка молчала.

– Хочу влюбиться, биться, ться, я! Яхо-чулю-битьте-бя, целовать тебя любя – дудуду-дуду, дудуду-да! Надо бы еще разок осмотреть весь дом, чтобы не было стыдно перед гостями. Что ты вообще делаешь в этом стакане? Здесь хранятся зубные щетки и должна быть идеальная чистота.

Люси достала из прозрачной обертки зубочистку и начала рассеянно очищать свои остренькие зубки. «Ей, конечно, не место в стакане для зубных щеток, – подумал Кент. – Удивительно, как она подросла за неделю. Подросла и повзрослела. Мордочка стала вполне осмысленной. И по бокам шеи почему-то перышки появились. Здесь все растет в этом доме. Все приобретает новые черты развития».

Кент подошел ближе и сказал доверительно:

– Предположим, я выйду завтра утром к помойке выносить slop-ведро и встречу пожилую женщину, живущую в этом доме…

Люси не возражала.

– Предположим, мы разговоримся и она окажется образованной дамой ста десяти с лишним лет, выпускницей Смольненского инсинуатора благопристойных девиц со знанием четырех европейсковских языков. Она, естественно, пригласит меня на чай – у нее просто не будет другого выхода! И там я встречу прелестную юную девушку, ее внучатую племянницу, одетую в ярко-зеленую узкую блузку и короткую красную юбку. Тетушка будет звать ее Элпис. А я возьму да и спрошу ее: «Почему вы обращаетесь к ней на греческий манер? Она же Надежда. Ну, хотите на французский манер, тогда Надин. Ну не Элпис же, в самом деле!»

Ящерица покачала головой и равнодушно уперлась взглядом в стену. Казалось, она была удивлена и немного обижена.

– Все-таки Элпис – довольно некрасивое имя. Но что ты в этом понимаешь? Ты ведь просто ящерка и только через миллионы лет сумеешь превратиться в птицу. И при этом далеко не каждой птице повезет стать Жар-птицей. Хотя перышки на шее у тебя появились. Так что ты скажешь относительно моих планов?

Кент выпрямился.

– Уже час дня. Ты заставляешь меня попусту терять время. Не тереби тюбик с зубной пастой, это совсем невкусно, экая ты лакомка. Невкусно и несъедобно. Румб с подружкой придут к пяти, а я еще ничего не подготовил. Тебе помочь вылезти из стакана? Хорошо, я вижу, ты и сама справишься. Приступаю к парадному осмотру.

Он начал с коридора: справа окна, слева окна; справа солнце, слева – тоже солнце, Кент любил, когда в доме много света. Кент старался, чтобы оба солнца подольше задерживались против его окон. Латунные ручки, щеколды, краны и крючки вешалок были тщательно отполированы – они создавали на полу и стенах множество крохотных солнц, с которыми так любила играть Люси.

«Румб должен увидеть в моем доме какую-то изюминку», – подумал Кент и прошел на кухню. Вытащил из ящика длинный разделочный нож с полой прозрачной ручкой. Там в знаменитом ленинеанском растворе, настоянном на мавзолоиде столетней выдержки, плавали два эмбриона орлана-крикуна вислобрюхого. Два крошечных уродца – без всякого брюха, но с огромными клювами. Им, конечно, было не до криков. Они попросту болтались в полной прострации. А когда открывали глаза, бросались друг на друга, какое-то время яростно клевали – это, правда, продолжалось совсем недолго – и вновь засыпали.

На подоконнике стояла литровая винная бутылка. Накануне утром он залил ее морской водой, добавил пару капель кефира и немного углерода в эту смесь, призванную имитировать первичный бульон, который образовался в океанах нашей планеты в доисторические времена. Кент решил проверить, насколько ускорились процессы эволюции в помещениях его подвала после установки волноводов в стенах. Поставил закупоренную бутылку у окна на солнце. И сегодня утром с удивлением обнаружил, что за истекшие сутки процессы эволюции не только запустились, но и, возможно, полностью завершились. В бутылке плавала морская змея – аспид кольчатый, – которая, видимо, оказалась на вершине пищевой пирамиды и съела всех обитателей этого самопального первичного бульона. Змея вела себя беспокойно. Она прижималась выпуклым глазом к стеклянной стенке своей тюрьмы, с ненавистью смотрела на Кента и угрожающе открывала пасть с ядовитыми зубами. Временами она упиралась головой в винтовую крышку бутылки и круговыми движениями пыталась ослабить и отвернуть пробку.

Есть чем угостить гостей. Он дождался, когда змея улеглась на дне, аккуратно слил из бутылки морскую воду, залил спиртом и закрыл пробкой-дозатором – подобную пробку змее уже не удастся так вот запросто открутить. Это было утром. Сейчас змея уже достаточно проспиртовалась. Да и двигалась она уже не столь активно – шутка ли дел, пролежать часа четыре в спирте! Она была уже, видимо, прилично подшофе. Кент снял пробку-дозатор. Аспид высунул голову из бутылки и, сощурив глаза, лениво осмотрелся, будто говоря: «Что это такое, что ваще здесь происходит?». Кент острейшим канцелярским ножом отсек голову змее, вытянул из бутылки длинное туловище, нарезал его, разложил кусочки на блюде, посыпал василисиной травой, а также иванушкой и павлушкой, залил отваром скунса огородного. «Дополнительное блюдо, – подумал он. – И неплохо получилось. Чем не суши из змеи? Назовем Приры дароды, сюрприз для гостей».