Счастье в декларацию не вносим
Шрифт:
Эль подошла к окну, но толком ничего не поняла. За стеклом плыли сумерки – вечерние, а, может, и предутренние, а в остальном мир вместе с давешней гостиницей пребывал в полном покое и порядке. Пустая улица полусказочного городка на месте, ухоженный палисадничек тоже, правда, горгулья, вернее горгул всего один, остальные, видимо, удалились по своим делам, оставив фасады домов пустыми. Зато к горгулу присоединился грим – не в собачьем, а человеческом облике. Значит, до утра и впрямь оставалось совсем немного времени.
Хотя, ничего это не значило.
Эль тихонечко приоткрыла створку окна, пуская в душную комнату запах жасмина, сырой земли, недавнего дождя и назойливый голос Дамми.
– … не въехал. Ты для чайника разжуй!
Джастин расставил руки в стороны, покачался, словно огородное чучело под ветром, погудел тихонечко под нос.
– В натуре? – изумился горгул. – Летал? Так у тебя же крыльев нет! – Грим оглянулся, постучал костяшкой по чугунной низкой оградке. – Железные, риали? – обалдел монстрик. – Эт’ как?
Джастин прижал локти к бокам, будто бежал на месте и издал звук, больше всего смахивающий на: «Чух-чух-чух».
– Не-а, не догнал, – признался Дамми.
Грим обречённо помотал головой, вздохнул тяжко и ткнул пальцем в сторону конюшен.
– Лошади? Лошади с крыльями? – попытался угадать горгул, собрав каменный лоб складками. – Сарай, не? Карета? – Джастин энергично закивал. – Летающая карета? Да ты гонишь! – не поверил Хрюк.
Грим отмахнулся от него, мол: «Чтоб ты понимал!» – и ни с того ни с сего завёл густым рокочущим басом:
Оу я, ай кен си ви хевен ин ё айз
Оу, беби, ай кен си ви хевен ин ё айз
Оу-у йе, хевен ин ё айз, хевен ин ё айз…[1]
– Н-да, – глубокомысленно протянул Хрюк, когда грим перестал сотрясать звуковыми волнами воздух, землю и стены домов, – сильно! И чё? Поломалась, что ль, твоя телега?
Джастин резко развёл руками, прокомментировав жест выразительным: «Ты-дыщь!». Надо понимать, его крылатая карета не просто поломалась, а разбилась в дребезги. – И дальше чё?
Грим согнулся, сведя руки за спиной, будто его сковали, потом зачем-то оттянул глаза к вискам, подобрал верхнюю губу, демонстрируя резцы, наверное, кролика изображая. Начертил когтём на земле пятиконечную звёдочку и, отчаявшись, рявкнул: «Год блеф Амэрика!»[2].
– Тебе в плену язык-то отрезали? – сочувственно спросил горгул, эдак по-мужски положив лапу на плечо грима.
Призрак в ответ грустно головой помотал.
– Кажется, теперь они думают, что лучше бы отрезали, – наябедничала Эль, опираясь локтями на подоконник. – Он там целую деревню проклял, да так расстарался, что рагоским магам пришлось местному ковену помогать. – Джастин возмущённо развёл руками, мол: «Ну я же не знал!» – Не знание закона и собственных сил не освобождает от ответственности, – назидательно заявила таможенница. – Вот его в грима и обратили, а потом к нам сослали.
– Ты внатуре не в курсах был? – возмутился горгул. «Ни сном ни духом!» – молча поклялся грим, гулко постучав кулаком в грудь. – Козлы!
– В том мире с магией трудности, её там почти нет, а ту, что есть, скрывают очень тщательно. Не любят местные колдовство, – попыталась оправдать неведомых колдунов Эль.
Впрочем, без особого энтузиазма. Если не с формулировкой, то с сутью сказанного горгулом она была полностью согласна. Не подскажи тогда тётушка Линмари, да не вмешайся сама Эль, отправили бы ни в чём не повинного Джастина в Шестой мир, пасти на вечном холоде призраков давно умерших и не слишком приятных существ. Такими карами детоубийц наказывать, а не людей, не подозревающих о собственных возможностях.
Между прочим, по глубокому убеждению таможенницы, не подозревающих по недосмотру всё тех же магов.
– Вы чего не спите-то? – Эль сцепила зубы, удерживая зевок, потянулась, раздумывая, имеет ли смысл досыпать или стоит уже просыпаться. – Ночь на дворе.
Джастин встал, протянул ей сложенный лист.
– Это что? – поинтересовалась девушка. Грим кивнул на бумагу. – Логично, – хмыкнула таможенница. – «Вероятно, разумнее было всё это сказать вам, а не писать, но мне так проще. По крайней мере, вы спорить не станете» – с выражением зачитала девушка. – Это что? – повторила озадаченно.
Грим снова указал подбородком на листок, подбадривая. Эль растерянно оглянулась, глянула на скомканную постель, на стул, почесала бровь и уселась прямо на пол под окном, опершись спиной о стену.
«Вероятно, разумнее…».
Ни приветствия, ни даже скромного обращения – ничего. Строчки, выведенные каллиграфическим, ничуть не хуже, чем у Рернега почерком, без помарок, клякс и брызг, прямо с этого «вероятно» и начинались.
«…вы спорить не станете»
– Если вы не услышите, то это не значит, что я спорить не буду, – буркнула таможенница, разглаживая помятый лист ладонью.
«Во-первых, я хотел бы заверить, что в связи с этим делом (имеется в виду пропавший артефакт) СМБ вас беспокоить больше не будет. Все претензии как с вас лично, так и с вашего поста сняты. Вам надлежит в ближайшее (имеется в виду ближайшее по возвращении в Рагос) время посетить управление и дать письменные показания, а также подписать документы, гарантирующие неразглашение вами сведений, касающихся данного расследования».
– Чтоб тебе чернилами подавиться, сухарь, – от всего сердца пожелала таможенница.
«Во-вторых, СМБ в моём лице гарантирует вашу безопасность на время, требуемое на окончание данного расследования, и все фигуранты не понесут заслуженного наказания. Поэтому прошу дождаться группы, которая обеспечит вашу безопасность на территории Полуночья и проводит вас до таможенного поста. Поверьте, ваша безопасность не только важна для нас, но и числится в приоритетных задачах»
– Да засунь ты эту безопасность!.. – возмутилась Эль. – Чурка чугунная.
«В-третьих, СМБ в моём лице приносит вам искренние извинения за все причинённые неудобства и постарается компенсировать понесённый урон».