Счастье взаимной любви
Шрифт:
«Ага, — подумала Анна, — вот Кейту и намекнули на заслуги всем известных лиц. И на том спасибо».
— Да, — засмеялся он. — Я и сам чувствую, что с каждым днем набираюсь сил. Мне даже кажется, что начинаю дергать правой ногой!
— Они говорят то же самое.
— Эту информацию ты могла сообщить мне по телефону.
— Мне приятнее сказать это лично.
— Спасибо. А чего еще ты хочешь?
— Видишь ли, Кейт… Я старею.
— Ох…
— Да. К сожалению, это так. И потому, наверное, умнею. Мне кажется,
— В каком плане?
— В том плане, что у нас впереди есть какое-то время. И я хочу, чтоб ты вернулся к своей политической карьере.
— Тебе-то это зачем? — удивленно воскликнул Кейт.
— Я так хочу. Объяснения позже.
— Хочешь ты или твой отец?
— Отец тоже. Ты не настолько парализован, чтобы лежать и смотреть на океан. В конце концов, президент Франклин Рузвельт ездил в коляске, но это не помешало ему справиться с «великой депрессией» и выиграть вторую мировую войну.
— Я слышал об этом.
— Так вот. Молодые годы мои прошли. Или почти прошли, скажем так. И я хочу вместе с тобой заняться делом. В конце концов, мой оксфордский диплом кое-что все-таки значит.
После длинной паузы Кейт спросил:
— Зачем тебе это, Кэрол?
— Мне надоела прежняя жизнь, — резко сказала она. — Надоела бессмыслица уходящих дней. Через два года выборы губернатора в нашем штате, и я думаю, будет разумно, если ты… Если МЫ начнем свою предвыборную кампанию.
— Ты это серьезно, Кэрол?
— Да.
— Совершенно серьезно? Раньше я такого от тебя не слышал.
— Раньше был другой период жизни. Он кончился. А теперь я настолько серьезна, что уже продумала кое-какие детали нашей кампании.
— Ты же в этом ничего не понимаешь…
— Научусь. Во всяком случае, я буду рядом с тобой… Кстати, как у тебя с сексуальными возможностями? Старик Прайд сказал, что твои недомогания не очень мешают… Если взяться за дело с некоторыми фокусами. — Она захихикала. — В общем, если постараться, то подобные процедуры могут пойти тебе на пользу, как он сказал. Как ты смотришь на то, чтобы я постаралась?
Анна выключила трансляцию и вышла из кабинета.
Боковыми лестницами она спустилась вниз и через калитку прошла к океану.
День был жаркий и ослепительный. Волны заливали пологий пляж с равномерностью хронометра.
Анна присела на песок, прислонилась спиной к обломку скалы и бездумно уставилась на горизонт. За ее спиной послышался голос Кейта:
— Не делай никаких глубоких выводов из слов Кэрол. Ее намерения — очередное недолгое увлечение.
Она обернулась.
Кейт сидел в коляске, и было непонятно, как он сумел добраться сюда без чьей-либо помощи.
— Я не делаю никаких выводов.
— Вот и хорошо. Кэрол, как и все мы, переходит в другой возрастной период. Но могу тебя заверить, что она ни в чем не изменится. Ей нужна не моя политическая карьера, не моя победа или поражение, а мишура и суета, чтобы она была на виду. Вот и все. Это не напарник в борьбе. Завтра она забудет про свои намерения.
— Мне все равно, даже если не забудет.
— Тем лучше. Но вы обе убедили меня, что пора возвращаться к жизни. Уж если Кэрол пришла к выводу, что я встану на ноги, то так оно и есть.
— Я тебе говорила это еще полгода назад.
— Да… Но я хочу, чтоб ты знала: в любых ситуациях, как я и говорил тогда, в Москве, ты всегда будешь со мной.
— Ты говорил немного о другом. Но пусть так. Я тебе верю, и незачем это повторять.
Он заколебался.
— Повод есть, Анна, для таких разговоров… Ты полетишь в Россию за дочерью?
— Да, Кейт.
— Будь там поосторожней, — сказал он, и они замолчали, хотя Анна понимала, что Кейт хотел еще что-то сказать, и она, кажется, знала, что именно.
— Я вернусь.
— Да, конечно… На всякий случай не забывай, что в Москве у Джима Лоренса недавно начал работать филиал фирмы. И если…
— Я помню, Кейт.
Он достал из футляра бинокль, повертел его в руках, но всматриваться в горизонт не стал, спросил негромко:
— Ты помнишь тот день, когда ты улетала в Америку? То, что происходило тогда, и что я сказал…
— Да… Я все помню.
2
Милиционер распахнул перед Аней тугие двери, улыбнулся, и она вышла наружу, не ответив на прощальный жест охранника.
Минут через пять Аня обнаружила, что медленно идет по тротуару. «Что же, собственно говоря, происходит в данный момент?» — думала она. Август месяц. Солнечно и тепло. 1991 год. Она в джинсах, кроссовках и тоненьком свитерке. В карманах справки, которые позволяют ей идти, куда хочешь, и делать, что пожелаешь. Делать абсолютно все, но с оглядкой на ближайшего милиционера, как сказал один «мудрец».
Аня остановилась и оглянулась. Как и ожидала, увидела в тридцати шагах от себя светлую «волгу», прижавшуюся к бровке тротуара. Она присмотрелась к номеру машины, но из-за руля уже выскочил могучий атлет, широко улыбнулся, громко захохотал и спросил:
— Ну, каковы ощущения в первые минуты свободы?
Она улыбнулась в ответ и пожала плечами.
— Надеюсь, тебе больше никого не захочется убивать, а то какого же черта мы тебя два года с лишком лечили?
— Не захочется, Василий Федорович.
— Отлично! Садись в машину, — кивнул он. — Ты, кажется, на Курский вокзал хотела, домой, в Электросталь?
— Нет… Просто пройтись хочу.
— Все равно садись. Закончим чтение нашей общей страницы жизни.
Она послушно уселась в автомобиль, а он — за руль. Потом покосился и спросил осторожно: