Счастливцы с острова отчаяния
Шрифт:
Рассказывая, Джосс замечает, как у всех меняются лица, и он даже не подозревает, что на его лице написаны те же чувства, какие выражают лица остальных слушателей.
— Да это же перст господень! — восклицает Агата.
Название «перст господень» сохранится за спасительным холмом из камней. Джосс колеблется. Убежденный в том, что ему нужно сказать своим: «Ну вот, я видел, что всему конец!» — Джосс понял, что грешит отчаянием. Окруженный учеными, имеющими современные коттеджи в Эссексе и Сюррее, считавшими неразумным, как и все священники, историю Тристана, совершенно безумным предположение о возврате на остров, Джосс позволил себе поддаться их доводам. Как
— Если я правильно поняла, — говорит она, — дома не слишком пострадали, но остров в таком состоянии, что жить на нем стало нельзя.
Джосс нерешительно качает головой, осаждаемый взглядами тристанцев. Можно на острове жить или нет, точно ответить он не смог бы. Это — не его дело.
— Но все-таки, — продолжает миссис Гринвуд, — жить на вулкане, который прорвало и активность которого наверняка возобновится.
— Может, и возобновится, — сказал Уолтер. — Она уже могла возобновиться сто лет назад, а мы спокойно жили у его подножия.
— Положение ухудшилось, это точно, — согласился Симон. — Мы потеряли пристань, цех, скот, вот о чем надо подумать. Но сто лет назад на острове также не было ничего этого. Все, что сделали одни люди, другие могут сделать заново. Что, если вулкан только слегка рассердился на нас…
— Мы поторопились уехать! — воскликнул Сэмуэль.
— Даже пальчиков не обожгли! — кричала Олив.
— А газы? — возразила миссис Гринвуд.
— Вы правы, — ответил Симон. — Эвакуация была необходима. Но я был прав, прося оставить меня и нескольких мужчин на Соловьином. С извержением мы ничего не могли поделать. Но, ожидая, мы могли бы следить за всем остальным.
— Ожидая чего? Возвращения к кратеру, чтобы дать ему в следующий раз возможность уничтожить триста человек?
Тут вы допустили ошибку, миссис Гринвуд! Во многих случаях лучше прикинуться непонимающим, чем воплотить мечту людей в одном слове. Это слово — «возвращение» — вылетело, его уже не поймаешь. Вы, без сомнения, думали, что эти мужчины и женщины, завезенные в такую даль и лишенные средств на обратную дорогу, не сумеют испортить ваши дары; что среди них слишком много разумных людей, чтобы, оставшись наедине, посмеяться над этой глупостью. Кто знает? Одинокий человек медленно приходит от мечты к надежде, тогда как группа уже верит в эту идею благодаря количеству беспрестанно твердящих о ней людей. Послушайте Роберта, подозрительного ризничего, который вздыхает:
— Да у нас и здесь умерло пятеро. Послушайте Неда, подхватывающего его слова:
— Умирают разными способами, а не только живя там, где жизнь для вас есть один из них.
Весь зал аплодирует. Миссис Гринвуд ушам своим не верит. Не обращая больше на нее внимания, члены Совета собираются тесным кружком. До нее доносятся обрывки фраз: «Надо все тщательно обдумать. Я изучу доклад… Просьба, а почему бы нет?» Миссис Гринвуд ничего не остается, как уйти, пожав плечами.
Но едва она повернулась, как Уолтер тоже вскакивает на стол.
— Так вот, — говорит он, протягивая руки, — не будем горячиться. Теперь я могу вам это сказать — я всегда надеялся. Но будем скромными, чтобы общественное мнение не обернулось против нас. Не упустим наши шансы, раз они есть. Ни слова журналистам. Вечером я обойду все дома, чтобы узнать ваше мнение. А там посмотрим…
Он уже снова на полу. Он рассекает толпу и уходит, провожаемый долгими заговорщическими взглядами.
Через три недели Филипп Хэклетт, сидя между наполовину опустошенным
— Мистер Фокс!
Слегка встревоженный Хью подошел, волоча ноги, из глубины зала, где он возился над версткой второй полосы.
— Так вот как мы можем рассчитывать на вас! — орал патрон. — Мистер Фокс, Лондон печатает доклад Королевского научного общества, а мы об этом ничего не знаем. Откровенно говоря, плевать я хотел на их большую работу над камнями, тюленями, цветами и местными птичками. Но ты-то, идиот, видел статью внизу?
Филипп размахивал газетной вырезкой и при почтительном внимании всей комнаты, имевшей постоянный абонемент на все такого рода приступы гнева, чи— тал громовым голосом постскриптум своего конкурента: «Что бы ни говорили о нем, этот научный документ содержит небольшое дополнение, где рассматриваются возможности реколонизации острова. Она не считается ни благоразумной, ни желательной, поскольку остров всегда располагал лишь весьма скромными ресурсами. Но та часть доклада, где недавнее извержение расценивается как „проявление малозначительной, угасающей вулканической активности“, кажется, было истолковано беженцами с далеко идущим оптимизмом. Министерство колоний уже получило и отвергло их просьбу о возвращении на остров…»
— Здорово они меня подсидели! — с горечью сказал Хью, подтягивая ремень на брюках.
— Кэлшот отсюда в трех шагах, ты уже полгода наблюдаешь за лагерем и позволяешь Лондону обойти нас, — продолжал Филипп. — Ты что, оглох?
— Здорово они меня подсидели! — повторил Хью. — Теперь я понимаю, почему они стали немы как рыбы.
Видя, как Филипп засунул в угол рта новую сигарету, а затем стал нервно щелкать зажигалкой, Хью осмелел:
— Миссис Гринвуд говорила же мне, что рассказ вернувшихся с Тристана парней произвел в лагере сильное впечатление. Я дал об этом десяток строк. Но возбуждение, казалось, прошло. Я сам видел Уолтера, ходившего из дома в дом, и думал, что он, как пастор, хочет успокоить умы. Он меня надул. Он собирал подписи под петицией в министерство колоний.
— Надо будет сказать об этом в твоей статье, — прошепелявил патрон.
— Статья, зачем? Дело сделано.
— Черт возьми, — заорал Филипп, — вы слышите его, Глория? Три сотни простаков всплывают с другого конца земли, чтобы броситься в наши объятья. Мы их размещаем, лелеем, тратим на них большие деньги. Ладно. Спустя год эти добряки, открыв, что Англия — не рай, громкими криками требуют возвращения к своим хижинам. Ладно. Но журналист мистер Фокс не находит в этом ничего особо примечательного… Беги, идиот! Найди Уолтера и сделай все, что можешь. Тристан — наше «фирменное блюдо», и если мы идем вторыми, то уж лучше немножко поднажать.
На другой день миссис Гринвуд сочла, что «Сазерн пост» «поднажала», но слишком.
Кэлшот, где Хью накануне вечером удалось загнать в угол вожака тристанцев, имел право на бесплатное получение газеты. Миссис Гринвуд обнаружила ее на своем письменном столе и сразу же с тревогой увидела взятую в рамку передовую статью, где крупный заголовок «Вопрос» стоял над подзаголовком «Отвергнет ли XIX век век XX?». Потом она заметила в корзине для бумаг ленту, которой была запечатана газета. Секретарша, прише шая раньше, со сдержанной серьезностью печатала на машинке письмо. Вера Гринвуд погрузилась в статью.