Счастливое число Кошкиной
Шрифт:
— Удивишь меня, Кошка? — насмешливо спросил он, уже празднуя победу, и вскинул брови от моего намека:
— Думаешь, что побегу рассказывать оргам что ли? Больно надо.
Фыркнула презрительно и повернулась к своему напарнику, чтобы еще раз проверить как затянут карабин на его страховке. Дернула пару раз и выдала последнее наставление:
— Запястья магнезией посыпь.
— Что? — не понял Лукашик.
— Просто сделай это, — попросила и показала судьям жест готовности.
“Спорный” выступ мы прошли
Отвела в сторону мешающий переставить ногу трос страховки, отметив по отсутствующему в нем натяжению, что Лука не отстаёт, и полностью сосредоточилась на выступе балкона.
Я поднималась, не отвлекаясь на усталость в мышцах, не слыша подбадривающие крики снизу. Словно робот, действующий по четкой и продуманной до последней мелочи программе: "Перенести ногу на камушек, крепко вцепиться пальцами в следующий и перецепить карабин страховки выше." Перенесла, вцепилась, перецепила. И дальше снова и снова, по программе, приближаясь к краю балкончика.
На последнем перед ним "камушке" по очереди вытерла ладони о бедра и макнула их в магнезию, вцепилась пальцами левой руки в камушек на балконе и отцепила карабин правой. Бросила быстрый взгляд на Луку и его запястье, услышала щелчок и взмахнула рукой, раскачиваясь. Ещё раз — нет, не хватит, новый взмах… и, оказавшись в верхней точке, отпустила камушек.
В одно мгновение кровь в венах превратилась в кипящий адреналиновый коктейль, и мозг, выпив его, защелкал, выдавая новые команды телу.
"Немного сгруппироваться и согнуть ноги, чтобы уменьшить сопротивление."
Щелк. Сделано.
"Раскрыть ладонь и повернуть ее."
Щелк. Сделано.
"Начать обхватывать предплечье вытянутой в попытке поймать руки Луки."
Щелк. Сделано.
И крикнуть, чувствуя сжимающиеся вокруг запястья пальцы и сжимая свои:
— Качни. По диагонали. Сильно!
Вспышка в глазах, стирающая панический страх.
Тело, найдя новую точку опоры, летит, меняя траекторию.
А затем, практически впечатавшись в стену, снова взмывает вверх. Как на качелях.
Я снова разжимаю пальцы, отпуская запястье Лукашика. Он разжимает свои, забрасывая меня на балкон.
Ровно туда, куда мне было нужно.
Щелчок пойманного в полете карабина страховки — правой рукой, когда левая цепляется за красный камушек, а ноги находят опору в виде двух других. Тоже красных.
Снова адреналин и протянутая Лукашику ладонь.
Его нервный хохот и метнувшаяся, в расфокусировавшемся на краю поля зрения, тень.
— К-к-кошка, блядь, ты…
— Потом! — обрубаю ненужную сейчас болтовню и прикипаю взглядом к кнопке, нажав на которую я остановлю время на таймере.
Меня сшибло
— ДУРА! ИДИОТИНА! ДУРА! — прорычал Совунчик, встряхнув ещё раз, видимо напоследок, и зашептал, ощупывая мои руки, плечи и ноги дрожащими пальцами, — Геля, где? Геля, блядь! Хуйли ты молчишь и ржешь!? Сучка ты ебанутая, где!?
— Что "где"? — спросила и чуть не оглохла от рявкающего:
— В ПИЗДЕ, БЛЯДЬ!!!
Совунчик выдохнул, рванул меня за лямки страховки на себя и зашипел, сверкая озверевшими глазами:
— Если ты сейчас же не скажешь где болит, я богом клянусь, сам переломаю тебе все ноги и руки, чтобы ты, идиотка… Что ты ржешь!? Что ты ржешь!?
Только я захлебнулась хохотом и захохотала громче, мотая головой:
— Не болит… ничего не болит. У меня получилось. Получилось, Совунчик!
— Получилось!? Получилось, блядь!? — проревел он. Встряхнул ещё раз и снова запорхал по моим ногам, стягивая с них кроссовки и носки. — Идиотина… идиотина долбанутая…
— Ты прям здесь хочешь что ли? — загоготала я в голос и вжалась спиной в маты от шипящего:
— Здесь? Здесь!? Ты у меня не то что месяц, на год нахрен без секса останешься! Я к тебе, дуре, пальцем не притронусь, чтобы дошло! Ясно!?
— Угу, — кивнула и захихикала, когда пальцы Совунчика принялись ощупывать мою ступню.
— Чего ты ржешь!?
— Щекотно.
— Потерпишь!
— И ты меня трогаешь, а сам говорил что не будешь… хи-хи-хи!
— Да пошла ты!
Отпустив мою щиколотку, Денис подскочил на ноги и со злостью пнул кроссовок, схватился руками за голову и, посмотрев на меня стеклянными глазами, опустился на корточки:
— Какая же ты дура, — зло выплюнул он, пряча лицо в ладонях. — Дура, я там чуть не сдох! Как ты не понимаешь, что я сдохну, если ты… если бы с тобой… Дура… Идиотка… Упёрлось, блядь, лезть…
Его голос становился все тише и тише, а ругательства злее и обреченнее.
— Совунчик, — прошептала я, обнимая его за плечи, — я же все просчитала…
— Отвали! — рявкнул он, стряхивая мои руки, и тут же, сгребая в объятия, прижал к себе со всей силы. — Кошка, ты… Кошка, я… ненавижу тебя! Ненавижу! Я же тебя… а ты… Сучка!
— Угу, — кивнула, ища губами его губы. Прижалась к ним, успокаивая, и прошептала. — Люблюнькаю тебя. Люблюнькаю, Совунчик.
— Просчитала она…
— Да, — снова целую и тихо шепчу, — Люблюнькаю. Очень-очень. Не ворчи. Я же Кошка. И обещала тебе завтрак. Каждый день. И ужин.
— Только попробуй не сделать, — прохрипел Совунчик, стискивая меня до хруста костей. — Я клянусь, я сам тебя убью, если ты хоть раз…
— Фыр-р-р-р?
— Не беси меня.
— Фыр-р-р-р?
— Кошка…