Счастливые дни в аду
Шрифт:
– Только во второй мировой войне за 6 лет погибло более 40 миллионов человек! – завопил Гарри сердито.
– Что? – лицо Снейпа сказало Гарри, что профессор не собирается верить его утверждению.
– Вы слышали это, – Гарри пожал плечами. – А главное оружие обеих сторон было этим порохом, хотя не в той простой форме, которую я описал Вам, но сущность, несомненно, была этой… – Он снова пожал плечами, затем добавил: – Вы можете продолжить об этом зелье освещения?
– Где ты узнал об этом… маггловском оружии? – спросил Снейп.
– В начальной школе. Мы изучали химию. Это что-то вроде зелий, своеобразный маггловский метод… конечно, без волшебства и заклинаний.
– Я знаю…
Гарри встал и протянул руку, чтобы достать факел. Когда он, наконец, сумел ухватить его, то снял его со стены и сел рядом с профессором.
– Дай посмотреть… – пробормотал тот.
После короткого обследования лицо Снейпа просветлело.
– О, я понимаю. Смотри, здесь в древесине – отверстие. Жидкость, должно быть, вытекала сверху… – Гарри увидел, что профессор успокоился и бросил факел в другой угол.
– Я чувствую себя так странно… – внезапно сказал мастер зельеварения.
Гарри протянул руку и снова коснулся лба профессора.
– Ваш жар… усилился, я думаю. Вы в порядке, сэр? – спросил он встревожено.
Снейп почувствовал, как его сердце потеплело в ответ на слова мальчика. Он осторожно обнял Гарри, стараясь не задеть свои пульсирующие кисти.
– Гарри? – окликнул он мальчика и улыбнулся, когда тот поднял на него пристальный взгляд. – Ты можешь называть меня Северусом. И я думаю, что я почти в порядке.
Гарри изрядно смутился.
– Ах, сэр… но…
– Нет, Гарри. Я был серьезен, когда я сказал, что ты можешь жить со мной – если ты также этого хочешь. Но если мы собираемся жить в одном доме или аппартаментах – ты знаешь, что я провожу свое время главным образом в Хогвартсе, – тогда ты не можешь всегда называть меня «профессором» или «сэром». Это весьма неудобно для меня. Хорошо?
– Хорошо, сэр, – глубоко вздохнул Гарри. В этот момент он поймал пристальный взгляд Снейпа и резко исправился: – Хорошо, Северус, – пробормотал он и покраснел. Профессор широко улыбнулся.
– Я, Гарри, прежде всего человек…
Румянец Гарри стал кирпичным-красным от смущения.
– Я знаю, знаю, но мне нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к этому.
– К мысли, что я являюсь человеком? – в глазах Снейпа было незнакомое мерцание.
– Не дразните меня, пожалуйста, – смущение Гарри было теперь смешано с небольшим раздражением. – Я думал: привыкнуть звать Вас по имени.
– О, я вижу… – Снейп оперся головой о стену и снова закрыл глаза.
– Сэ… хм… Вы уверены, что Вы в порядке? – чрезвычайно встревожился Гарри.
– Да, Гарри…
– Но жар… Если он станет сильнее…
– У меня нет простуды, – прервал его Снейп. – У меня несколько сломанных костей, и они являются причиной воспаления. Воспаление вызывает жар. Это не то же самое, что у тебя несколько дней назад. Я почувствую себя лучше.
– Вы уверены?
– Нет. Но я надеюсь.
Они снова сидели в тишине. Через некоторое время Гарри понял, что профессор заснул. Он решил остаться бодрствовать. Он не был сонным и хотел поразмыслить и снова и снова обдумать беседу, чтобы почувствовать то невыразимое счастье, которое заполнило его при словах Снейпа. Его приняли. О нем заботились. Снейп разрешил ему употреблять свое имя. Это означало, что…
ЭТО, НЕСОМНЕННО, ОЗНАЧАЛО, ЧТО?..
Какая ирония! Он должен был быть пойман и доставлен сюда, чтобы найти дом, о котором мечтал всю свою жизнь…
Он вспомнил тихое бормотание Снейпа несколько дней назад: «Счастливые дни в аду». Гарри задался вопросом: он думал о том же самом? Это было чем-то, что он, возможно, никогда не узнает. Но не имело значения. Гарри таращился на темноту в течение долгих часов, полных эмоций и желания прыгать, танцевать, громко кричать, чтобы показать всем свое счастье. Эти чувства сжали его грудь, его сердце так, что он едва мог дышать.
***************************************************************************
– Как долго я спал? – был первый вопрос, который Снейп задал, когда он, наконец, проснулся.
– Несколько часов. Я не знаю точно. Для меня время здесь – это что-то… тягучее и бесконечное, – объяснил Гарри. – Хотя раздражает, что они не пришли пригласить нас на новый раунд…
Снейп осторожно потянулся.
– Я чувствую, что за несколько часов не случится ничего хорошего.
Воздух, казалось, застыл. Гарри сглотнул.
– Вы подразумеваете, что… – он не осмелился закончить вопрос. Он чувствовал, что его тело дрожит в панике.
– Шшш… – Снейп немедленно обнял его. – Успокойся, Гарри. – Но он не знал, почему мальчик должен успокоиться. Смотреть смерти в лицо всегда было нелегко.
– Я не боюсь смерти, – пробормотал Гарри. – Я боюсь пыток. Я не хочу, чтобы меня снова пытали. Я не хочу к Эйвери… И я не хочу больше видеть, как Вас мучают, – его голос сломался. Сердце Снейпа упало. Снова знакомое чувство бессилия сжало его грудь. – Только так трудно остаться твердым. Я не знаю, смогу ли я выдержать это, – он едва мог слышать голос мальчика.
Снейп сидел в молчании. Он отчаянно хотел произнести обнадеживающие слова, но их совсем не было. Их положение было крайне беспомощным. Он глубоко вздохнул.
– Я не закончил рассказ о Сириусе и обо мне, – наконец сказал он, изо всех сил стараясь отвлечь Гарри. Гарри выглядел благодарным, когда он начал говорить. – Так… Где я остановился?
– Квайетус просил Вас простить его за то, что он защищал моего отца и Сириуса от исключения.
– Ах, действительно… – он задумался ненадолго, затем продолжил: – После несчастного случая с Квайетусом твой отец извинился перед ним. Меня там не было, но брат заверил меня в этом. Я не знаю, сделал ли он это по указанию отца или по доброй воле, но он, однако, извинился. Но я никогда не слышал об извинении Блэка. Никогда.