Счастливые привидения
Шрифт:
Она — красивая тридцатилетняя женщина, светловолосая, цветущая, с гордым разворотом плеч и с лицом, сияющим неуемной жизненной силой. Однако в прищуренных зеленых глазах было заметно странное озадаченное выражение. Поглощенная собственными мыслями, женщина сидела перед столом с чайным подносом. Ведя войну с мужем, она как будто вела войну сама с собой. В серебре, освещаемом красным огнем из камина, отражалось зеленое платье. Бездумно подавшись вперед, она вытащила из вазы несколько цветков примулы и закрепила их на некотором расстоянии друг от друга в косе, которую оборачивала вокруг головы на крестьянский манер. В таком виде, с
Вдруг помрачнев, она опустила голову. Положила прекрасные руки на стол. И долго сидела с угрюмым видом, словно показывая, что не желает сдаваться. А он смотрел в окно. Неожиданно она перевела взгляд себе на руки. Сняла обручальное кольцо, потянулась к вазе, вытащила из нее цветок на длинном стебле и стала крутить на нем кольцо, не сводя глаз с вращающейся золотой полоски, подталкивая и подталкивая ее, словно презрительно пиная. Чем-то сейчас напоминая капризного, непослушного ребенка.
Не в силах избавиться от нервного напряжения, усталый мужчина пересел к камину и застыл в неподвижности. Худые сильные, со сплетенными пальцами руки, всегда готовые что-то делать, как будто прислушивались к чему-то и потому не шевелились. На окаменевшем лице ничего нельзя было прочитать. Женщина не видела мужа, потому что сидела к нему боком, но ощущала его присутствие, вроде как улавливала исходящую от него энергию щекой. В процессе сражений и страданий они словно обменивались элементарными частицами, как природные стихии.
Женщина встала и подошла к окну. Квартира находилась на пятом, последнем, этаже большого дома. Над высокой остроконечной, красивого красного цвета крышей напротив сходились телеграфные провода, там стояла квадратная деревянная рама, к которой тянулись провода со всех четырех сторон, черные полосы на белом небе. А еще выше парила чайка. С улицы доносился шум автомобилей.
Через некоторое время из-за конька крыши появился мужчина, который забрался в башню из проводов, пристегнулся ремнем к сетке, расчертившей небо квадратиками, и принялся за работу, не обращая внимания ни на что вокруг. Еще один мужчина, видный лишь наполовину, тянулся к нему с проводом в руке. Тот, что работал наверху, в небе, наклонился и взял провод. И второй сразу исчез. Первый же продолжал сосредоточенно работать. Потом его что-то отвлекло. Он едва ли не украдкой огляделся, одиноко стоя на высоте, посреди давившего на него пространства. И встретился взглядом со стоявшей у окна красивой женщиной в домашнем платье и с цветами в волосах.
— Ты мне нравишься, — произнесла она не громко, но и не тихо.
Муж, никуда не уходивший из комнаты, медленно посмотрел кругом и спросил:
— Кто тебе нравится?
Не дождавшись ответа, он вновь замер в напряженной неподвижности.
Женщина же продолжала смотреть в окно, которое находилось высоко над улицей, застроенной большими домами. Повисший в поднебесье мужчина смотрел на нее, а она — на него. Город был далеко внизу. Ее взгляд встретился с его взглядом во внеземном пространстве. Но почти тотчас опомнившись, он вновь ушел в работу. Больше он не смотрел на женщину. А через какое-то время вообще спустился вниз, так что поднимавшаяся к небу башня из проводов опять опустела.
Женщина поглядела на скверик в конце пустой серой улицы. Маленький темно-синий солдатик шагал между зелеными полосками травы, и у него посверкивали
Она неохотно повернулась, словно бы повинуясь мужу, а тот сидел все такой же неподвижный, холодный, далекий; отчужденный от нее усилием воли. Она дрогнула. Подошла и села на коврик у его ног, положив голову ему на колени.
— Не будь со мной грубым! — попросила она нежным, слабым, вялым голоском. Он крепко стиснул зубы, и губы у него приоткрылись от боли.
— Ты же знаешь, что любишь меня, — продолжала она нараспев, словно с трудом выговаривая слова. Он тяжело вздохнул, но не пошевелился.
— Разве нет? — спросила она так же тягуче, после чего обхватила его за талию, просунув руки под пиджак, и притянула к себе. У него словно пламя вспыхнуло под кожей.
— Я никогда этого не отрицал, — рассеяно отозвался он.
— Отрицал, — возразила она тягуче и вяло. — Отрицал. Ты всегда это отрицаешь. — Она ласково потерлась щекой о его колено. Потом едва слышно засмеялась и покачала головой. — Зачем? — Она поглядела на него. В ее глазах сверкал странный огонек, словно она одержала какую-то победу. — Нехорошо, любовь моя, ты так не считаешь?
На сердце у него стало горячо. Он знал, что нехорошо отрекаться от своей любви, но видел ее ликующие глаза и оставался отчужденным и холодным. Тогда она повернулась лицом к огню.
— Тебе ненавистно то, что ты не можешь не любить меня, — проговорила она с печалью, сквозь которую слышались победные нотки. — Тебе ненавистно то, что ты любишь меня — это нечестно и подло. Тебе ненавистно то, что ты торопишься ко мне из Парижа.
Ее голос вновь стал отстраненным и вялым, словно она говорила сама с собой.
— Так или иначе, — отозвался он, — но ты победила.
У нее вырвался безрадостный, презрительный смешок.
— Ха! Тоже мне победа, дурачок! Забирай ее себе. Вот уж была бы радость, если бы я могла отдать ее тебе.
— А я — взять.
— Так бери, — с ненавистью воскликнула она. — Сколько раз я предлагала ее тебе!
— Но не хотела с ней расстаться.
— Врешь. Это ты слишком жалок, чтобы удержать женщину. Разве я не льнула к тебе?..
— Ну, не льни — не надо.
— Ха! Если я не буду — то ничего не получу от тебя. Ты! Ты! Тебя только ты сам и интересуешь.
Его лицо оставалось окаменевшим, и на нем ничего нельзя было прочитать. Она поглядела на него. И, неожиданно притянув мужа к себе, прижалась лицом к его груди.
— Не отталкивай меня, Пьетро, когда я прихожу к тебе, — попросила она.
— Ты не приходишь ко мне, — упрямо возразил он.
Она отодвинулась от него на несколько дюймов, то ли прислушиваясь к чему-то, то ли размышляя.
— Что же я тогда делаю? — в первый раз спокойно спросила она.
— Ты ведешь себя со мной так, словно я пирог, который ты можешь съесть, когда тебе захочется.
Она поднялась с насмешливо-презрительным возгласом. Однако было в нем что-то неискреннее.
— Значит, веду себя, словно ты пирог, так? — крикнула она. — И это я, которая все для тебя делает!
В дверь постучали, и в комнату вошла служанка с телеграммой. Он тотчас вскрыл ее.
— Ответа не будет, — проговорил он, и служанка ушла, тихо притворив за собой дверь.
— Полагаю, это тебе, — сказал он с издевкой.
После чего встал и подал телеграмму жене.
Прочитав телеграмму, она засмеялась, потом прочитала ее еще раз, на сей раз вслух: