Счастливые привидения
Шрифт:
— Не знаю, — ответил он. — Почему мы поступаем так, а не иначе?
— Ну, уж я-то точно не знаю. Почему? Наверно, потому что нам так хочется, — проговорила Лора со смешком. Происходящее ее веселило, несмотря на все ее благоразумие.
— Питер, почему мы поступаем так, а не иначе? — вдруг повысив голос, обратилась она к старику, не сводя смеющегося взгляда с Куттса.
— Ах — почему мы поступаем так, а не иначе? С чем мы так поступаем? — отозвался, тоже смеясь, старик.
— Ну… вообще, со всем.
— А? Ах! — Его словно озарило, и он был доволен. — Это трудный вопрос. Помнится, когда я был моложе, мы часто спорили о Свободе Воли — жарко спорили…
Он опять
— Ах! Свобода Воли! Мы и вправду решим, Питер, что ты pass'e [8] , если уж вспомнил о ней.
На мгновение мистер Кливленд смутился. Потом, как будто найдя ответ, повторил:
— Почему мы поступаем так, а не иначе? Действительно, почему мы поступаем так, а не иначе? Полагаю, — продолжал он убежденно, — потому что не можем иначе. А? Что?
8
Прошлое (фр.).
Лора хохотнула. Куттс раздвинул губы в усмешке.
— И я так думаю, Питер, — громко проговорила Лора. — Вы все еще помолвлены со своей Констанс? — с некоторой иронией спросила она Куттса.
Куттс кивнул.
— И как она? — поинтересовалась вдова.
— Надеюсь, хорошо — разве что ее расстраивает мое отсутствие, — сквозь зубы проговорил Куттс. Ему было неприятно причинять боль невесте, и тем не менее он это делал.
— Знаете, она мне всегда напоминала Банбери [9] — я называю ее вашей мисс Банбери. — И Лора засмеялась.
9
Вымышленный персонаж в пьесе «Как важно быть серьезным» Оскара Уайльда.
Куттс промолчал.
— Нам очень не хватало вас первое время, — проговорила Лора, вспомнив о вежливости.
— Благодарю вас, — отозвался он.
У нее вырвался шаловливый смешок.
— Когда наступал вечер пятницы, — сказала Лора. — Ой, сегодня ведь пятница, — торопливо произнесла она. — Как всегда, придет Уинифред — сколько вас не было? десять месяцев?
— Десять месяцев, — подтвердил Куттс.
— Вы поссорились с Уинифред? — неожиданно спросила она.
— Уинифред никогда ни с кем не ссорится.
— Пожалуй, вы правы. Тогда почему вы уехали? Знаете, я никак не могу вас разгадать — и не успокоюсь, пока не разгадаю. Вам это неприятно?
— Приятно, — ответил он с коротким смешком.
Лора тоже рассмеялась, но потом вновь посерьезнела, напустила на себя важность.
— Как мне разобраться в вас — и в Уинифред? Вы под стать друг другу! Однако настоящая загадка — это вы. Когда ваша свадьба?
— Не знаю… Когда я буду достаточно обеспечен.
— Я пригласила Уинифред на сегодня, — призналась Лора. Их взгляды встретились.
«Почему столько иронии? Я нравлюсь ей?» — мысленно спрашивал себя Куттс. Однако Лора выглядела слишком веселой и довольной — она явно не страдала.
— Уинифред совсем ничего мне не рассказывала.
— Нечего и рассказывать, — отозвался Куттс.
Несколько минут Лора пристально вглядывалась в него. Потом встала и вышла из комнаты.
Приехала немка, с которой Куттс был немного знаком. В половине восьмого появилась Уинифред Варли. Куттс слышал, как учтивый старый джентльмен здоровался с ней в холле, слышал,
«Ей, наверно, неприятно вот так краснеть», — поморщившись, мысленно проговорил он.
— Не ожидала увидеть вас тут, — произнесла она тонким голосом, словно у нее перехватило горло. И он затрепетал всем телом.
— Да — я тоже. Во всяком случае… — Он не договорил.
— Вы приехали из Йоркшира? — спросила она, вновь становясь сдержанной и холодной. «Йоркшир» означал дом священника, в котором жила его невеста; Куттс уловил сарказм Уинифред.
— Нет. Я туда направляюсь.
Молчание затягивалось, и, не в силах разрядить обстановку, Уинифред резким движением повернулась к хозяйке дома.
— Мы будем сегодня играть?
Они перешли в гостиную, большую комнату с блекло-желтыми стенами. Внимание Куттса привлек камин. Отлично известный ему с прошлых времен, камин вдруг обрел новую, незнакомую прелесть. Над каминной полкой из темного мрамора висело чистое, прозрачное, словно глубокое серое озеро, зеркало огромных размеров. Перед зеркалом, мерцая белизной, как луна на фоне легкого серого неба, стояли две статуэтки из алебастра, каждая двух футов высотой. Обнаженные женские фигурки. Сияя в свете боковых ламп, они поднимались на пьедесталах, радуя взгляд чистыми четкими линиями. Венера, словно в ожидании кого-то, слегка наклонилась вперед. Исходящая от нее тревога ввергла молодого человека в оцепенение. Он видел отраженную в прозрачном зеркале гладкую белизну плеч и талии. Отраженным светом сверкали мраморные бедра подавшейся вперед фигурки.
Лора играла Брамса; утонченная привлекательная немка играла Шопена. Уинифред играла на скрипке сонату Грига, и аккомпанировала ей Лора. Спев две вещи, Куттс слушал музыку. Не в состоянии критически к ней отнестись, он слушал и слушал, пока не опьянел от нее. Играя, Уинифред немного покачивалась, и Куттс, не отрываясь, смотрел, как подается вперед ее сильная шея, как мощно и злобно бьет по струнам смычок. Он видел очертания ее фигуры, потому что Уинифред не носила корсет, и в этом он тоже усматривал ее решительный независимый нрав. Потом вновь взглянул на наклонившуюся вперед Венеру. Уинифред была блондинкой с очень светлой кожей. И независимой женщиной.
В течение вечера говорили мало — все, за исключением Лоры. Да еще мисс Сайферт время от времени восклицала: «Ах, это прекрасно! Вы великолепно играете, мисс Варли, правда. Вот бы я умела играть на скрипке — ах! Скрипка!»
Еще не было десяти, когда Уинифред и мисс Сайферт засобирались домой, Уинифред — в Кройдон, мисс Сайферт — в Ивелл.
— Мы можем вместе доехать на трамвае до Западного Кройдона, — по-детски радуясь, сказала немка, маленькая, хрупкая, восторженная и, несмотря на свои сорок лет, наивная и простодушная. Она не сводила с Куттса восхищенного взгляда. Глаза у нее были карие и ярко блестели.