Счастливые привидения
Шрифт:
Она опять отвернулась.
— Ты права, — согласился он, подумав. — Не претендовал. Значит, я совершил ошибку. Однако я знал, что ты держишь мои старые перчатки в кресле поближе к себе, — улыбнувшись, поддразнил он Мюриэл.
— Так и было, так и было! — с необычайной горечью призналась она. — Пока ты не попросил меня вернуть их. Ты сказал мне… чтобы я завела себе другого парня — и я сделала, как ты сказал, — я всегда делала, как ты говорил.
— Неужели я это сказал? Прямо так и сказал? Наверняка так и было. Ну и дурак. Он тебе нравится?
В ее громком смехе звучали горечь и издевка.
— Он очень хороший — и он обожает меня.
— Еще бы! — воскликнул, усмехаясь
IV
Мюриэл обиделась и промолчала. А ему надо было понять, что значит для нее этот человек, так не вовремя заявившийся в гости. Мершам пригляделся — кольца на ней не было, хотя, возможно, она сняла его. И он принялся прикидывать, какую линию поведения выбрать. От многих женщин он ждал, что они пробудят в нем любовь, но всякий раз ему приходилось разочаровываться. Поэтому он вел добродетельный образ жизни и ждал. Теперь ожиданию пришел конец. Ни с какой другой женщиной у него не будет такого взаимопонимания, как с Мюриэл, которую он с неистовостью обучал женственности, пока сам сражался за свою мужественность и независимый взгляд на мир. Они дышали одним воздухом познания, их настигали одни и те же бури сомнения и разочарования, им вместе выпадало проникнуться чистой поэзией бытия. Они росли вместе, то есть духовно или, скорее, психологически, как он предпочитал называть это, они были, можно сказать, женаты. А теперь он поймал себя на том, что пытается представить, как она ходит по дому, каждое ее движение…
Дверь была открыта, и мужчина, войдя в кухню, поздоровался радостно и без всяких церемоний. У него был сильный горловой певческий голос — тенор, который перекрывал вибрирующий гул остальных голосов. И говорил он на хорошем, но не заумном английском. Младшие братья Мюриэл стали расспрашивать его о «врубовых машинах» и электрической тяге, и он отвечал им, употребляя специальные термины, из чего Мершам сделал вывод, что этот парень работает электриком в шахте. Некоторое время продолжалась ничего не значащая беседа, правда, в ней слышалась фальшивая нота какой-то недоговоренности. Наконец Бенджамин осмелился прервать ее и сказал не без насмешливого вызова:
— Том, если тебе нужна Мюриэл, она в гостиной.
— Да? Я видел свет и подумал, что она там. — Том проговорил это с нарочитым безразличием, словно так было каждый раз, когда он приходил. — Что она делает? — спросил он, но уже нетерпеливо, по-хозяйски.
— Разговаривает. Приехал Сирил Мершам из Лондона.
— Что? Он здесь?
Не вставая с кресла, Мершам слушал и улыбался. Мюриэл видела, как распахнулись только что прикрытые веками глаза. Поначалу она высоко держала флаг, бросая ему вызов, но потом все-таки поддалась наплыву нежности. Теперь же ее флаг вновь храбро взлетел вверх. Она поднялась и направилась к двери.
— Привет! — певуче произнесла она, как это бывает, когда девушки встречают своих любимых.
— У тебя, я слышал, гость.
— Да. Проходи, проходи!
Она проговорила это тихо и нежно.
Том оказался симпатичным парнем, отлично сложенным, разве что немного пониже Мершама, который лениво встал и протянул руку, с загадочной улыбкой глядя в красивые большие голубые глаза соперника.
— Сирил.
— Мистер Викерс.
Том Викерс едва не сломал Мершаму руку, когда пожимал ее, и на его приветливый, веселый взгляд ответил абсолютно искренним проявлением чувств, после чего, сконфузившись, опустил голову.
— Садитесь сюда, — предложил Мершам, вяло махнув в сторону кресла.
— Нет, нет, спасибо, не надо. Я лучше тут,
Том Викерс взял стул и поставил его перед камином. Он был смущен и очарован естественной открытостью Мершама и его обходительностью.
— Я не помешал? — спросил Том, усаживаясь.
— Нет, конечно же, нет! — воскликнула Мюриэл нежным любящим голосом, каким говорят женщины, готовые на любую жертву ради любви.
— Нам помешать невозможно! — лениво отозвался Мершам. — У нас с Мюриэл ни от кого нет секретов. Правда, Мил? Мы говорили о духовном родстве — вечная тема. Вы будете аудиторией. У нас полное совпадение взглядов, у нас с Мюриэл. Так всегда было. Это ее вина. С вами она так же плохо обращается?
Том Викерс был явно сбит с толку и растерян. Однако из слов Мершама ему стало более или менее ясно, что тот считает его теперешним возлюбленным Мюриэл, тогда как себя — отвергнутым поклонником. И, успокоившись, он улыбнулся.
— Как это — плохо?
— Со всем соглашается.
— Нет. Я бы этого не сказал, — улыбнулся Викерс, нежно поглядев на Мюриэл.
— Как нет? Мы же никогда не спорим, сам знаешь! — возразила Мюриэл снисходительно, но тем же глубоким грудным голосом.
— Ясно, — якобы равнодушно подытожил Мершам, тем временем напряженно обдумывая каждое слово. — Ты соглашаешься со всем, что говорит она. Господи, до чего же интересно!
Мюриэл выгнула брови, сверкнув в его сторону понимающим взглядом, и рассмеялась.
— Примерно так, — будто потакая Мершаму, подтвердил Викерс, как и пристало здоровому мужику в разговоре со слабаком, разлегшимся в кресле и умничающим на пустом месте. От внимания Мершама не ускользнули крепкие ноги, внушительные ляжки и толстые запястья соперника, которого он определил так: красивый чувственный жизнелюбец с неплохими мозгами, но по-детски наивный, умеющий сложить два и два, но никак не «икс-игрек» и «икс-игрек». Его наружность, его движения, его непринужденность были в высшей степени привлекательными. «Однако, — мысленно проговорил Мершам, — будь я даже слепым, несчастным или разуверившимся в жизни, все равно не позарился бы на него. Такого, как он, судя по высказыванию Джорджа Мура, через несколько лет жена начинает ненавидеть даже за походку. Представляю его отличным отцом с кучей детишек. Но если у него не ручная жена…»
Мюриэл заговорила с Викерсом.
— Ты на велосипеде? — спросила она неприятным, собственническим, интимным тоном, который делает присутствие третьего человека совершенно неуместным.
— Да… Я немного опаздывал, — ласково ответил Викерс. Смысл его слов был неважен, главное было в ласке.
— Очень грязно?
— Да, вроде бы — но не грязнее, чем вчера.
Мершам вытянулся во весь рост, почти совсем закрыв глаза, и его изящные белые руки свисали с подлокотников, словно белоснежные горностаи — с веток. Ему стало интересно, сколько еще Мюриэл выдержит это сюсюканье с возлюбленным. Вскоре она завела разговор, вовсе не касавшийся Мершама. Они с Викерсом принялись обсуждать его квартирную хозяйку.
— Тебе же она не нравится, правда? — выпытывала Мюриэл, многозначительно смеясь, поскольку тень неприязни к другим женщинам еще ярче высвечивала его любовь к ней.
— Ну, не могу сказать, чтобы она мне нравилась.
— И почему это всякий раз, не проходит полугода, как ты ссоришься со своими хозяйками? Наверно, с тобой трудно ужиться.
— Нет, ничего подобного. Просто они все одинаковые, сначала пироги да варенье, а потом черствый хлеб.
Он произнес это с важностью, словно изрек непреложную истину. Время от времени у Мершама подрагивали веки. В конце концов Мюриэл повернулась к нему.