Счастливых бандитов не бывает
Шрифт:
– Тебе скажут, Калым?
Тот пожал плечами.
– Пятьдесят на пятьдесят. Могут и сказать. Не важно.
– Когда нас в 93-м на «красную» зону в Энгельс бросили, тогда все было не важно, Калым, – сказал Лебедь. – Отморозков тех сифилисных помнишь еще, которых в «хату» к нам понагоняли? Вот то-то и оно. И петля тогда казалась слаще жизни. Это ты помнишь, Калым? Но мы не высчитывали, что важно, а что нет. Просто держались один другого, это было важней всего. И выжили. Так?
Калым подумал и кивнул.
– И неплохо живем, правда? Тогда мы и подумать не
Калым молчал.
– Я тебя все эти годы не просил ни о чем, – сказал Лебедь.
– Ладно, – сказал Калым и посмотрел на часы. – Высадка заканчивается. Поехали, а то мои люди поднимут кипиш…
У входа в VIP-зал нетерпеливо толклись трое плечистых парней в черном. Они расспрашивали о чем-то сотрудника милиции, а тот, в свою очередь, нервно запрашивал кого-то по рации. Лимузин подкатил к ним вплотную.
– Я здесь! – сказал Калым, приоткрыв дверцу. Парни успокоились, милиционер с явным облегчением, ушел.
Калым хотел уже выйти, но замешкался и повернулся.
– Я попробую. Только… Короче, сейчас у меня врагов нет. Если грохнут – то, значит, по твоей теме…
–Пятидомики, – уныло объявил водитель.
Автобус был почти пуст, и Сочнев беспрепятственно прошел к выходу. Дождь почти перестал, и он решил забежать в магазин, купить говяжьих сарделек, которые всегда ел на завтрак, и пакет кефира, который всегда пил перед сном.
Купил еще шоколадку детям, банку растворимого цикория – очень полезная штука, на кассе взял мятной жвачки – никогда не помешает, если идти к начальству. «Свежее дыхание облегчает понимание», – вспомнил он рекламный слоган. А запах «после вчерашнего» – наоборот, подрывает авторитет.
– С вас двести пятьдесят четыре рубля, – девушка-кассир посмотрела сквозь него и зевнула, аккуратно прикрыв рот ладошкой. Ее длинные ногти загибались внутрь и имели вид натурально хищный.
Сочнев полез за бумажником. Он вспомнил вдруг ту ветеринаршу в поезде, как ее, Надю, у нее тоже были длинные хищные ногти, и еще…
Стоп. Бумажника на месте не оказалось. Он это сразу понял, потому что нигде не ощущался его вес и твердость кожаной обложки. Что за ерунда?
– Секунду, девушка.
Сочнев тщательно общупал внутренний карман, похлопал по боковым. Ключи от дома, расческа, носовой платок, коробочка с лекарствами. Так… Может, по ошибке сунул в брюки? Он никогда не носил бумажник в брюках, но мало ли как бывает!
– Да погодите вы немного! – с раздражением повторил он кассиру, а заодно и выстроившейся за ним очереди. Хотя никто пока не выказывал признаков нетерпения.
В брюках бумажника тоже не было. Да и быть не могло: это же не смятая сотня – его сразу чувствуешь… Сочнев соображал. Забыл дома. Выложил и оставил на столе. Вытащила за каким-то лядом жена. Или Пашка. Или Софочка. Или… Потерял. Украли. Нет, такого быть не может…
– Не убирайте это пока. Я позже подойду, – буркнул он и прошел за кассу, оставив корзину с покупками.
Еще несколько секунд он стоял в проходе, у выкладки колбасных изделий, продолжая растерянно ощупывать
Удостоверение, повторил он про себя и похолодел.
«Служебное удостоверение каждого из вас – это кусочек знамени нашего Управления, – сказал как-то генерал Лизутин с праздничной трибуны на «День ЧК» [36] . – Если утрачено знамя – часть подлежит расформированию! Утрачено удостоверение – сотрудник подлежит увольнению!»
Удостоверения тоже не было. Не было кусочка красного знамени! Не было!
– Ну, чего уставился? – рявкнул он на охранника в мешковатом форменном костюме, который то ли с любопытством, то ли с подозрением наблюдал за ним из-за стеллажей. Охранник нахмурился и подошел ближе. Похоже, он был из милицейских отставников.
36
«День ЧК» – профессиональный праздник органов безопасности 20 декабря (проф. сленг)
– Почему грубим, гражданин? Почему стоим на проходе, ничего не покупаем? Чего ждем?
Да, точно из ментов!
– Документики имеются?
– Да я…
Сочнев запнулся. Документиков не имелось. Он почувствовал себя голым.
– Да я хотел копченой колбасы взять, а деньги дома забыл…
Сдержав ругательство, он чуть ли не бегом выскочил на улицу и трусцой добежал до дома.
– Удостоверение пропало! – с порога выкрикнул он. – И бумажник, да черт с ним! Дома не находили?
– Может, Пашка взял? – предположила жена. – Помнишь, он во втором классе твой значок с мундира свинтил, перед ребятами хвастался?
– Так спроси у него! Быстро! – огрызнулся Сочнев, снимая промокшие туфли.
– Сейчас спрошу, – подчеркнуто вежливо ответила она, встала и, прежде чем выйти из прихожей, добавила: – Только не надо истерить, Володя.
Ее невозмутимости можно только позавидовать. Не понимает, чем это пахнет. Не только для него, для всех, для всей семьи.
Раздевшись, он быстро прошел в свою комнату. Перерыл бумаги на письменном столе, пересмотрел все ящики, заглянул в шкаф и проверил карманы одежды. Бесполезно. Маленького знамени майора Сочнева нигде не было!
В комнату заглянула Ленка.
– Нигде нет, Вовик. Ни на серванте, ни в детских игрушках, ни на книжных полках. Я даже в корзину с бельем заглянула… А Пашка не брал.
– Иди ищи. Это очень важно!
В квартире было неестественно, ненормально тихо. Обычно в этот час Софочка с мамой смотрят вечерний сериал, Пашка мочит монстров в «Куэйке», параллельно в кухне бормочет магнитола, которую забыли выключить после ужина. Сейчас же вообще ни звука. Все зашились по углам. Дом похож на… Картина есть такая, «Арест пропагандиста». Во, точно. Все вверх дном.