Счастливый конец света
Шрифт:
Когда я без обиняков спросил Допотопо, как он относится к моему поступку, наставник одобрительно высморкался на мой ботинок, но затем добавил шепотом, что не надо было впутывать его в эту историю, тем более, что никаких указаний «своему юному другу и первому помощнику» он не давал.
Дваэн выразила недовольство не самим поступком, который, по ее мнению, полностью соответствовал моему «рыцарско-романтическому началу», а тем, что я начал ей лгать:
– Это меня больше всего беспокоит, линктусик. Я сделала тебя избранником моего сердца, поскольку верила, что у тебя никогда не будет от меня тайн, что мы будем говорить друг другу правду. И вдруг ты начинаешь обманывать меня. Что случилось, милый? Может, то, что я вызвалась возглавить нашу тройку, задело твое мужское самолюбие? Но ведь это решение я приняла исходя из наших общих интересов, так будет лучше для нас обоих, понимаешь? Точнее, для всех троих. Твой друг и наставник с самого начала полностью
Я молчал, глядя на ее шевелящиеся губы.
Она еще долго говорила, но не все доходило до моего сознания: я слушал ее, но не слышал (а может, наоборот, слышал, но не слушал). С какой-то необыкновенной ясностью я вдруг увидел себя как бы со стороны, и мне стало стыдно. Оказывается, я был любимцем триэсской детворы, близким учеником Допотопо, избранником сердца Непревзойденной лишь потому, что был наивным и прямолинейным, одним словом, бесхитростным идиотом. Все вокруг изощрялись в кознях, интригах, недомолвках, плели и расставляли свои сети, силки, капканы, вели двойную, тройную и такдалеекратную игру, вовлекая в нее все новые и новые силы, не брезгуя никакими средствами, думая одно, говоря другое, делая третье, в то время как я верил всему, как малое дитя, радовался, когда меня гладили по головке, и страдал, когда получал подзатыльники от тех, кому так безоглядно верил. И вот, стоило мне лишь однажды оглянуться вокруг себя, попытаться заглянуть внутрь себя, поверить не другим, а себе, и все это для того, чтобы понять, что же в конце концов происходит, как тут же вокруг меня стало сжиматься кольцо подозрительности, враждебности, нетерпимости. Так что же – продолжать быть идиотом?
Глупо улыбаясь, я запечатал ее говорящий рот крепким мужским поцелуем и не отрывался до тех пор, пока она не посинела и не обмякла в моих руках. Спасибо тебе, Манана Бич, за науку!…
………………………………………………………………………………………
8
……………………………………………………………………………………… [100]
Впервые иду на сознательное нарушение Правил: пишу открытым текстом, не прибегая к специальному коду, потому что отныне
Мне нечего скрывать!
[100] Таинственный читатель моего дневника обескураживает меня: круг его интересов оказался куда шире, чем я ожидал. Мои записи под номером семь были посвящены нашей с Дваэн премьере в качестве Эталонной пары на планете Ыоу (в звездном кадастре она фигурирует как БПФ – У – 17/485) и неудачной попытке ыоуян захватить нас заложниками. Зачем надо было похищать мои записи, если Дваэн сделала об этих событиях подробный видеорепортаж и уже передала его на Триэс?…
(Тут Дваэн сидит у меня на коленях, подсказывает: единственное, что я должен скрывать, так это свою мужскую силу, особенно от Мананы-Бич, которая после случая с Циклопом воспылала ко мне «циклопической любовью», – Дваэн просит извинить ее за неудачный каламбур…).
Дружба с Циклопом пришлась мне как нельзя кстати: он натаскивает меня новотеррским языкам, снабжает разнообразной информацией о Терре. И хотя у этой информации весьма почтенный возраст – он наверняка превышает суммарный возраст членов нашей экспедиции – кое-что начинает все-таки прорисовываться. Самое удивительное заключается в том, что наиболее ценные для меня сведения Циклоп извлекает из тех разрушенных блоков памяти, которые я оставил ему из жалости, будучи уверенным в их полнейшей бесполезности! Выяснилась и причина столь частых технических профилактик, которые yстраивал себе этот «лорд-хранитель информации»: поглощаемый им в огромных дозах горюче-смазочный коктейль проник сквозь ксиозоновую пленку, заполнил блоки, образовав жидкую среду, что-то вроде «первичного бульона», в котором крошево памяти смогло частично восстановить заданные структуры. Привожу эти отрывочные сведения, объединив их для удобства читателя (в том числе и таинственного) под общей рубрикой:
«…однако затем последовала серия оглушительных успехов, и трансплантация органов приняла массовый характер. Пересаживались почки, легкие, печень, сердце, желудок, глаза, селезенка, суставы и конечности, костный мозг и кожный покров, гениталии и т. п. Эффект несовместимости был сведен к минимуму благодаря широкому внедрению методов диагностики, разработанных проф. Захау-Мольтке, Когда же в клиниках появились лазерные установки «Я-мато-2», позволявшие провести практически любую операцию быстро и безболезненно, вокруг трансплантаций поднялся настоящий бум. Вполне здоровые, но состоятельные люди среднего возраста стали состязаться друг с другом в погоне за молодыми органами. Цены на транспланты
Исследования проф. Захау-Мольтке показали, что орган взрослого, пересаженный молодому донору, быстро омолаживался и вскоре практически ничем нe отличался от его собственного. Это привело к тому, что доноры могли продавать одни и те же транспланты многократно, не подвергая свое здоровье сколь-нибудь серьезной опасности. Таким образом, доноры богатели, омолодившиеся богачи нищали и со временем сами становились донорами…»
Циклоп, 28, 8, VII, 679
«Настоящий переворот в трансплантологии совершил Крисалисонг, недипломированный врач из Нукуалофы. Ему удалось создать заменители мышечной и костной ткани, которые внешне ничем не отличались от настоящей, зато во много раз превосходили ее в прочности, а по цене были доступны практически любому жителю Терры. На небольшой установке „Крискуа“ врач мог тут же, в присутствии пациента, смоделировать по его заказу любой орган, а затем имплантировать с помощью „Имато-2“.„Сначала изобретение было встречено с недоверием, слишком невероятной казалась легкость, с которой никому не известный полинезийский врачеватель решил проблему, над которой десятилетия безрезультатно бились лучшие эскулапы Терры. Крисалисонг продемонстрировал качество своего заменителя весьма оригинальным образом: он заставил пациента, только что поднявшегося с операционного кресла, где ему заменили почти все внутренние органы, выпить кружку серной кислоты, закусить лезвиями, на горячее – выхлебать тарелку кипящей смолы, а затем сделать пятимильную пробежку. Мировая общественность взревела от восторга. Затерянный в Тихом океане архипелаг превратился в место массового паломничества. Создалось, впечатление, что терряне только мечтают, о том, как бы…“ [101]
Циклоп, 28, 8, VII, 68
[101] Здесь текст обрывается не по вине раскрошенной памяти Циклопа, а по прихоти раскрасневшейся Ндушечки, заявившей, что она «только и мечтает о том, как бы опять посинеть» Исполать тебе, Манана-Бич!…
P. S. Прекрасная половина Эталонной пары спит грациозно похрапывая во сне, свесив с гамака – ее любимое место отдыха – руки и ноги. Сейчас она так поразительно похожа на паучиху Наду с известной гравюры «Охотница за черепами», что я невольно ощупываю свою голову: цела ли? Неожиданно мои пальцы находят какое-то затвердение на затылке, как раз в том месте, где когда-то меня огрели помощники Буфу, а затем на свежую рану приклеили микродатчик… Что это – нерассосавшийся рубец? Но почему его не было раньше? Опухоль? Но почему она правильной квадратной формы и точно соответствует параметрам микродатчика?…
Мне стало не по себе: застыв в паутине гамака, над моей головой висела «охотница за черепами», не подозревая, что ее уже опередил другой охотник… А может… охотник один, но ему предана многочисленная прислуга?…
Да, скрывать и вправду больше нечего, если уж под череп забрались. Я еще раз ощупал выпуклость, сильно нажал на нее и почувствовал колющую боль, не сильную, но – ту самую…
Как говорит мой наставник: все, приехали. Интересно, что он скажет на этот раз?
Что бы он ни сказал, я чувствую, как во мне просыпается снежный барс… Вот ставлю это многоточие… и вижу… следы… барса… на террском снегу…
К сведению таинственного читателя: снежный барс был одним из лучших охотников-одиночек. Ему не придавалась, как извергидам, многочисленная прислуга, он не подчинялся никаким орденам, никаким правилам, потому что был невидим: снежный барс на снегу. Это был настоящий охотник-одиночка.
Почему «был»?…
Я, Пардус [102]– Победоносный, объявляю: каким бы сильным ты ни был, мой враг, каким бы ловким ты ни был, мой враг, каким бы коварным ты ни был, мой враг, я превзойду тебя в силе, ловкости и коварстве, я выслежу тебя и одолею.
Теперь мне действительно нечего скрываться: кто заметит на белом фоне бесшумную белую тень?
Теперь мне незачем скрывать свои мысли, шифровать записи: кто различит на белой странице белые строки?
Я пишу открытым текстом, зная, что никто, кроме меня, не поймет его, потому что я пишу на языке барсов.
Я вспомнил свой родной язык! Сладостная боль пронзила мой затылок, яркая вспышка озарила мозг до самых его затаенных глубин, и я увидел… нет. Dixi [103].