Счастливый конец света
Шрифт:
– Будем надеяться, что завтра, в утреннем выпуске, он расскажет нам, что же с ним приключилось! Бай-бай! Джерри Скроб. Три шестерки. Триэс. М. О.
С неба опять понеслись стоны и вопли. Жадно вдыхая вечерний воздух, я думал о том, что, наверное, это мои последние вдохи и выдохи и что тут уже ничего не поделаешь: тому, кто глупо жил, суждено и глупо умереть. Я решил рассказать обо всем Допотопо. Одно лишь беспокоило меня: успею ли?
Я закрыл глаза, ожидая укола в мозг. Голова невыносимо болела, что-то в ней потрескивало, и, может быть, поэтому я не услышал первого сигнала. Еще раз испытать на себе адскую шкалу покорителей мне
Я жалел о том, что не делал этого раньше: не думал, когда поступал в Школу и когда готовился к вступлению в Орден, не думал, когда был отчислен и стал заливать горе трифаносомой, а тоску по далеким путешествиям с благородной миссией покровительствовать слабым и увещевать сильных быть справедливее заглушал в ближайшем лупанарии в обществе какой-нибудь желатинообразной генитальянки или потливой эрекционерки…
Об одном лишь не жалел я, делая последние вдохи и выдохи: о том, что в моей короткой, безалаберной, несостоявшейся жизни была Нда, Непревзойденная! И ничего, что все ограничилось одним поцелуем: даже если мой череп и разлетится от тринадцатого разряда, мои навсегда онемевшие губы унесут в вечность вкус, запах, следы, божественную печать этого поцелуя!…
14
Я предостерегающе поднял руку:
– Не подходи, наставник!
Допотопо остановился и, опираясь на палку, с прищуром уставился на меня.
– Я сейчас взорвусь! – крикнул я и зажмурился, ожидая сильного разряда.
Однако ничего не последовало.
– Берегись Ордена покорителей! – заорал я и снова сжался.
Опять ничего.
Отрывисто, через короткие паузы – каждая величиной в вечность! – я продолжал выкрикивать срывающимся голосом:
– Это они! погубили! две! экспедиции!…
– Ти-хо, – сказал Допотопо, показывая глазами вверх, откуда продолжали низвергаться стенания и вопли.
Но мне уже нечего было бояться:
– У них были там свои информаторы! операторы!
– Тише…
– Мне тоже вживили! в мозг!
– Замолчи, хлопчик, ты что, совсем спятил?
– Я должен передавать им! донесения! о каждом шаге! Должен действовать! по их приказу! убирать! взрывать! уничтожать!…
Я умолк, выпученными глазами глядя на большой палец наставника, который неторопливо и обстоятельно создавал в одной из ноздрей двойную тягу. Я готов был расплакаться от обиды: в то время как я в любую секунду могу…
– Дурень, – сказал Допотопо, поправляя несколько подмоченный левый ус.
И он спокойно заковылял ко мне. Я стал пятиться:
– Не приближайся! У меня под черепом взрывное устройство!
– Нет, хлопчик, у тебя там дурное устройство. А глупость, она к сожалению, не взрывается.
Ничего не понимая, я остановился. Он подошел ко мне, похлопал по плечу палкой:
– Ладно, успокойся. Все нормально.
Я стоял дурак-дураком, моргая мокрыми от слез глазами.
– Можешь считать, хлопчик, что главное испытание ты прошел. Остальное семечки.
Пытаясь привести себя в чувство, я мотнул головой и, к моему удивлению, не ощутил боли. Это несколько приободрило меня:
– Я ничего не понимаю, наставник. Объясни мне, пожалуйста, что все это означает?…
Пока я говорил, Допотопо взял меня за подбородок и, едва не свернув шею, круто повернул мою голову. Знакомая боль пронзила мозг, я схватил его за руку.
– Вот, – сказал он, – твое взрывное устройство.
На
– Но ведь я… но ведь меня… – лепетал я, все еще не веря своим глазам.
Он содрал со своего большого пальца пластырь и наклеил мне его на затылок:
– До свадьбы заживет. Небось, проголодался? Пойдем перекусишь, там борщ остался, по-моему, еще не остыл,
Мы уселись с ним на свежезабитые сваи и, пока я утолял голод густым и чертовски вкусным заревом из его помятой алюминиевой баклаги, Допотопо рассказал, что же со мной произошло. Говорил он тихо, то и дело прикладывая палец к носу, гарантируя таким образом полную конфиденциальность нашего разговора:
– Я на тебя давно глаз положил, еще на занятиях, вот, думаю, хлопец что надо, наших террских кровей. Потом дело твое личное посмотрел – точно, наш, подкидышем, правда, вырос, но кровь, она все помнит… Горб у тебя крепкий, руки на месте, и голова, извиняюсь, им не мешает… Шучу, шучу. А ты не обращай, лопай!… Так что ты мог меня не упрашивать, я б сам тебя, взял, такой помощник мне ой как нужен! А тут недавно узнаю, что и покорители глаз на тебя положили, завербовать хотят. Что делать в данной, стало) быть ситуации? Покорители – народ ушлый, тягаться с ними трудно, ежели что задумали, в лепешку разобьются, а сделают. А покровители, сам знаешь, мямли, рохли, молятся на свои Правила да блудом: занимаются, – он с отвращением покосился на небо, где продолжался разгул плоти, – пользы от них, как, от козла молока… Вот я и попросил маэстро Буфу взять это дело на себя. Он у них там большой спец по вербовке… То, что с тобой под землей делали, называется «загнать ежа под череп». Ну, череп тебе маэстро не дырявил, разве что кожу малость подпортил, так ведь иначе было нельзя: за «вербовкой» следили другие, настоящие покорители…
– А этот Буфу, – вспомнив желтолицего, я почувствовал, что у меня пропадает аппетит, – кто он такой?
– Как тебе сказать, хлопчик… Наверное, толком никто не знает, кто он такой. Покорители считают его своим, покровители тоже… Ну, а у нас с ним свои дела, он ведь тоже с Терры. Обязан мне, можно сказать, жизнью обязан… Ну, это длинная история, как-нибудь в другой раз расскажу. Главное сделано, покорители теперь считают, что ты завербован, и, думаю, до полета оставят тебя в покое. Он опять поднял глаза к небу. – Нам бы только взлететь, хлопчик, потом как-нибудь разберемся, что к чему… А ты чего не ешь?
– Не хочется, – я опустил баклагу.
Чувство обиды поднималось во мне: я только что прощался с жизнью, а меня, выходит, просто-напросто одурачили!…
– Наставник, а почему ты меня не предупредил? – сердито спросил я.
– Чтоб все вышло в натуральном виде. Во всяком случае, орал ты, хлопчик, как резаный! – Допотопо добродушно усмехнулся.
– А ты откуда знаешь, как я орал? – вскинулся я.
– Hу, дело это нехитрое при нынешней-то технике. А ты молодец,™ он опять одобрительно похлопал меня палкой по плечу. – Как-то был у меня один на при. мете, не мужик – кремень. Ну, значит, те тоже к нему, и так, и этак обхаживают, он ни в какую. Решили и ему «ежа под череп». Опять же к маэстро попал. Не поверишь – все двенадцать разрядов выдержал, ни разу не пикнул, а ко мне явился, как ты: берегись, мол, наставник, у меня в голове бомба! – и тут же отдал богу душу, сердечко подвело… А у тебя, вижу, не сердце, а насос глубоководный!