Счастливый вечер
Шрифт:
Потом я узнал, что показались мне сетью крошечные снежинки. Они не в туче родятся, а просто в морозном воздухе и сыплются оттуда.
Еще узнал, что ученые разглядывали в микроскоп пять тысяч снежинок и не нашли одинаковых.
На лопате, когда человек дорожку чистит, и в горе перед бульдозером, и в том сугробе, через который лосиха лезла, лежат миллиарды снежинок. А нет в этих миллиардах хотя бы двух одинаковых. Вот он какой, снег!
Школьные валенки
Родился я и рос в селе Ястребки, что в двадцати верстах от Сапожка.
В Ястребках была школа. В других деревнях не было, а у нас была. Моя мама, Мария Федоровна, учила детей. Ученики всех классов сидели в одной комнате, сидеть было тесно, но грамоте всё равно учились.
Когда выпал снег, в школе стало просторнее. Ребятишки из самых бедных семей оставались дома, потому что не было у них обуви. Если бы школа стояла в самой деревне, они бегали бы туда босиком. Но стояла она на отшибе, столько бежать по снегу никто не решался.
Как-то вечером мама позвала к нам домой родителей, дети которых сидели дома, и сказала им:
– Давайте купим одни валенки на пятерых. Для каждой семьи расход на покупку небольшой, зато все будут учиться. Как придет ученик в общих валенках, тут же дежурный побежит с ними к другому, потом к третьему… Все в классе и соберутся.
– А кто в воскресенье будет в валенках? – спросил один родитель.
Вопрос оказался серьезный. После споров решили: пусть валенки в воскресенье в школе остаются – так они будут целее, на следующую зиму пригодятся.
Денег собрали даже с лишком.
Их хватило еще и на калоши.
Калоши в Ястребках были в двух зажиточных семьях и надевались только по праздникам или в гости. И вот владельцами такой редкой и роскошной обуви стали самые бедные ребята. Счастливцы, когда бежали на урок в школьных валенках, непременно оглядывались назад – любовались отпечатками новых калош на снегу.
Несчастливая зима
Была зима, несчастливая для меня и моего товарища Пети Мелешонкова. Началась-то она хорошо. Выпало много снегу. Ударил мороз. И мы отправились на гору – кататься на ледянках. Ледянка – это корзина, на дно которой наморожен лед. Ледянка катится с горы быстрее санок. На ходу подпрыгивает, вертится. А ты сидишь в ней, как курица в гнезде, и задыхаешься от ветра и снежной пыли.
Случается, одна ледянка догонит другую, они сшибутся, и обе, вместе с седоками, зароются в сугроб. Из сугроба вылезаешь на четвереньках, потом замерзшими руками выгребаешь снег из валенок, из рукавов, из-за воротника. А мимо проносятся ребятишки – смеются, кричат и дразнятся.
Уже
Угоди я в прорубь стоя, вода дошла бы до пояса. А так она оказалась мне, сидевшему в корзине, по ноздри. Через воротник мгновенно облила тело; стало так холодно, что я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Если бы не подоспели ребята, сам я на лед не вылез бы и домой не дошел бы.
Мама растерла меня скипидарной мазью, завернула в тулуп, напоила горячим чаем с малиной, но ничто не помогло. Температура поднялась до сорока. Я потерял сознание.
В это же время, как я узнал потом, случилась беда с Петей. У них в доме садились пить чай. Петя разделся, пошел к столу. Отец увидел его, посиневшего от холода, посоветовал:
– Ну-ка, спляши! Сразу согреешься…
Петя прошелся вприсядку и вскочил в полный рост. А мама несла большой чайник. Ударил Петя макушкой в дно чайника, кипяток выплеснулся на плечо и спину. Надо было бы сразу сорвать рубашку. Да растерялась Петина мама, уронила чайник, прикрыла сына фартуком и к себе прижала… Когда сняли рубашку, плечо и спина были в белых волдырях.
И в нашем доме, и в Петином ночь прошла в тревоге. Доктора в Ястребках не было. В окрестных деревнях тоже не было. За доктором нужно было ехать в город, а до города двадцать верст.
Как нарочно, с полуночи подул ветер. Ветер дул сильнее, и разгулялась вьюга. Мой отец все равно решил ехать утром в город. Боялись только, что доктор откажется, не поедет в Ястребки – в такую погоду можно потерять дорогу и замерзнуть в поле.
– Ты, Василий Харитонович, скажи доктору, что двое помирают, – говорила Петина мама моему отцу. – К двоим-то не то что к одному…
Еще как только выпал снег, вдоль дороги крестьяне понатыкали вешек – еловых веток. По этим вешкам можно ехать и в метель. Но уже в сумерках вешек не видно, и все тревожились, успеет ли мой отец вернуться из города засветло.
Стало темнеть. Вьюга не слабела. Шумела по соломенным крышам, гудела и выла в печных трубах. Маленькие оконца в избах залепило снегом, как белой кашей. Было в такую погоду лишь одно средство помочь запоздавшему путнику – звонить в колокол на церкви. Звонил тот, чья очередь. Но в этот раз пошел Петин отец.
– Всю ночь буду звонить, а к деревне Харитоныча выведу! – пообещал он моей маме.
Сознание вернулось ко мне вечером. Ослабший, я лежал в постели среди подушек, слушал голоса вьюги. Пересиливая их, со звоном гудел колокол. Бом-м! Бом-м! Бом-м!.. Где-то далеко, а может близко, шла на этот гулкий звон лошадь, везла в санях к дому отца и доктора.