Щепотка звёзд на стакан молока
Шрифт:
– Прошу садиться, господа офицеры, леди и джентльмены… продолжим.
И продолжилось. Поскольку подтвердить слова Хэнка и правомерность применения им боевых приёмов против своих товарищей было попросту некому, то руководящий трибуналом адмирал волевым решением приказал это заявление обвиняемого во внимание не принимать.
"Да что ж ты делаешь, скотина!" - Хэнк едва сдержался. И то, лишь вспомнив из лекций, что всякая обязательная на гражданке чушь вроде презумпции невиновности на военном флоте никакой силы не имеет.
В это время один из штатских в нарочито дурно пошитом
– Это уж совсем некстати, - вполголоса проворчал один из офицеров трибунала, когда пришёл его черёд ознакомиться с прилежно зафиксированной службой безопасности информацией.
Выснилось ни много, ни мало, как то весьма неприглядное обстоятельство, что стоявший не так давно в карауле курсант Сосновски пропустил через свой пост на территорию Академии неопознанную сенсорами женщину. Ночью - каково, а?
Вновь воцарилась пауза - и под двумя десятками скрествшихся на нём взглядов Хэнк чувствовал себя куда менее уютно, чем под прицелами леггеров, когда их курс обкатывали в лёгких пограничных стычках. Тогда он на древнем и безнадёжно устаревшем старфайтере умудрился зацепить залпом один из перехватчиков противника и вынудить убраться, а потому принимал после дела вполне заслуженные поздравления. Впрочем, там скорее была заслуга везения да настырного характера самого Хэнка, сунувшегося в противоход…
Но всё же, он не скосил глаза в сторону сидящей здесь строгой и печальной лет-капитана Жаклин, преподававшей в Академии счисление и навигацию. Лишь вспомнил её ещё блистающие шалые глаза, когда женщина той ночью задержалась где-то на свидании с другом и потому пробиралась на Базу через выход на инженерные палубы, где как раз нёс службу курсант Сосновски. Хэнк пропустил её без малейших вопросов, словно так оно и надо было - но коль скоро лет-капитан была ещё в гражданском, то честь не отдал. Что и ввело в затруднение детекторы сканеров и в заблуждение высокую комиссию трибунала.
– Что ж, другого я и не ожидал, джентльмен о леди ничего не скажет, - майор-артиллерист показал Хэнку внушительный, не уступающий его собственному кулак и повернулся к начальнику Академии.
– Господин адмирал, предвижу ваше возражение насчёт того, что на флоте всякому чистоплюйству не место - однако, законов чести никто не отменял.
На лице адмирала пошли красные пятна, на скулах еле заметно дрогнули желваки. Однако, старый служака умел держать марку.
– Что ж, с этой стороны похвально, - проскрипел он дважды простреленным в битвах и кое-как залеченным горлом.
– Но всё же, факт не в пользу обвиняемого, господа офицеры. Проводить всяких бл*душек на территорию прославленной Академии и тем самым превращать её в бордель…
Он уже привычно начал было набирать обороты своего командного голоса, намереваясь устроить образцово-показательный разнос, однако дежурный офицер весьма неделикатно постучал на табло часов, и адмиралу волей-неволей пришлось умерить пыл.
– Адмирал Неккерман - медотсеку, - он коснулся коммуникатора и рыкнул в него, словно прибор связи или кто-то из эскулапов были виноваты.
– Могу ли я наконец, тысяча межзвёздных чертей, поговорить с кем-то из потерпевших? Хотя бы по связи, времени на соблюдение формальностей нет - у меня пять сотен бандерлогов в учебном корпусе без присмотра остались!…
Хэнк холодел и холодел, словно намереваясь выстудить космическим холодом помещение ангара истребителя, где собрался и проходил трибунал. Такой смеси полуправды и искусно завуалированных намёков он ещё в жизни не слышал. В другое время он подумал бы, что речь читает кто-то из прожжённых политиканов - настолько искусно она была составлена.
– Что? Позволял себе насмешки над товарищами из-за их малого роста?
– вот чего во флоте не терпели, так это небрежения товарищами. Сквозь пальцы посматривали на дружбу меж командирским и рядовым составом, не замечали синяки, иной раз появлявшиеся от столкновения с невовремя открывшимся люком после воспитательных бесед - но высокомерия и отстутствия взаимовыручки не прощали.
Но как же искусно всё повернул! Хэнк по-прежнему стоял навытяжку, и его мнение насчёт порядочности рода людского таяло стремительно, как стойкость иной девчоночки под его поцелуями. Хотя скорее следовало признать, что как раз Велерин сотоварищи психовали из-за великолепной фигуры Хэнка и его успехов у слабого пола, но тут оказалось всё перевёрнуто с ног на голову - причём так, что отделить зёрна от плевел, а мух от котлет, было практически невозможно. Соответственно, впечатление создалось настолько отвратительное, что некоторые члены трибунала уже посматривали на курсанта Сосновски с плохо скрываемым презрением…
Неуставные отношения, приведшие к нанесению травм сослуживцам… аморальное поведение и нарушение присяги… презрительное и свысока отношение к товарищам… - словно сквозь липкий бредовый кошмар Хэнк слышал отчего-то стыдливо зачитываемые слова приговора. И в конце удалось расслышать, будто контрольный выстрел в голову, ещё одну фразу - отчислить без права обжалования и восстановления…
– Что господин изволит?
– поскольку облокотившийся о столик уличного кафе крепкий молодой человек задумался настолько сильно, что не замечал всех потуг кибер-официанта с его примитивным позитронным мозгом, то немудрёный робот дёрнулся на антигравитационной подушке всем своим полированным шарообразным телом и тут же сексапильным женским контральто осведомился.
– Цо пан хце?
Однако записанные в память голоса лучших актёров и дикторов земной цивилизации, звучавшие на разные лады и пытавшиеся узнать у посетителя кафе его вкусы и желания, по-прежнему оставались безответными. Если что и вывело Хэнка из мрачной задумчивости, так это донёсшийся со стороны робота смачный пинок армейским ботинком и одновременно раздавшийся женский голос:
– Исчезни, зануда!
Против ожидания, мающийся неудовлетворённым желанием угодить кибер мгновенно притащил две чашки кофе и бутерброды - очевидно, так бесцеремонно обошедшуюся с роботом Жаклин и её предпочтения здесь прекрасно знали.