Щит и меч Кёнигсберга

Захаров Александр Евгеньевич

3-й мехкорпус устремлялся к Инстербургу (ныне Черняховск), где встречался с советскими войсками из Белоруссии.

В том, что «самая наступательная армия мира» рано или поздно разобьёт врага «малой кровью, на его территории» никто не сомневался. Вопрос стоял лишь один: когда начинать операцию.

Обыватели и дураки

Маршал Тимошенко, генералы Василевский и Жуков считали, что «ни в коем случае нельзя давать инициативы германскому командованию». В своей записке «Соображения по плану стратегического развёртывания Вооруженных Сил Советского Союза» полководцы предлагали «упредить противника и атаковать

германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развёртывания и не успеет ещё организовать фронт и взаимодействие родов войск». Последующая стратегическая цель: «овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссией». Причём делать это надо было как можно быстрее.

Сталин осторожничал. Он считал, что у него ещё есть время для более тщательной подготовки к наступлению. Но идею войны «на чужой территории» он разделял полностью. Весной 1941 года во время банкета начальник Академии имени Фрунзе Михаил Хозин провозгласил тост «за мирную политику Советского Союза».

Пристань и железнодорожный мост в Тильзите, 20–30-е годы XX века

Сталин отказался пить и отчитал генерала: «Пора кончать эти оборонительные призывы, ибо их время прошло. Отныне Красной армии следует привыкать к мысли, что эпоха мирной политики завершилась и настала эпоха насильственного расширения социалистического фронта. Кто не признает необходимость наступательных действий, тот обыватель или дурак».

В общем, Красная армия усиленно готовилась к броску в Европу. Будет ли это внезапный удар по неподготовленному врагу или контрудар по опрометчиво перешедшему нашу границу агрессору – мало кого интересовало. Главное, сидеть в обороне наши войска не собирались.

Враг будет разбит…

Прибалтийский военный округ для «штурма оплота германского милитаризма» располагал всем необходимым. Советская группировка насчитывала 375 863 солдата, 7 464 орудия и миномёта, 1 514 танков и 1 814 самолётов (плюс ещё 707 самолётов Балтийского флота). Немецкая группа армий «Север» в Восточной Пруссии имела преимущество только в живой силе – 787 тысяч солдат. А вот в танках и авиации значительно уступала (645 танков, 830 самолётов). В артиллерии соотношение было примерно равным.

Кёнигсбергский порт в районе Гроссе Кранштрассе недалеко от Зелёного моста, 20–30-е годы XX века

Советские офицеры-танкисты рвались в бой. Ведь только танки решают исход войны! Полковник Черняховский не раз обсуждал со своими коллегами предстоящие баталии.

– Что имеет враг? – аккуратно выводил цифры на бумаге Иван Данилович. – Из 645 имеющихся у немцев танков 172 (Т-I и Т-II) сразу сбрасываем со счетов. Это старый хлам, танкетки с пулемётами.

– Не выдержит германец нашего удара, – поддержал комдива полковой комиссар Ахилл Львович Банквицер. – Опростоволосится…

– Идём дальше, – кивал Черняховский. – У немцев в Пруссии 273 танка чешского производства. Они с нашими БТ и Т-26 могут драться на равных.

– Наши танки разделают их под орех, – вновь вмешался Ахилл Львович.

– Между

прочим, у нас в округе одних только сверхсовременных «тридцатьчетвёрок» и «кавешек» целых сто одна машина, – заметил кто-то из офицеров.

– А у немцев вообще таких танков нет! – разрубил воздух ладонью командир моторизованной дивизии имени Тульского пролетариата генерал Фоменко. – Даже последние германские модели Т-III и Т-IV им в подмётки не годятся.

– Подводим итог, – улыбнулся Черняховский. – 1 414 наших Т-26 и БТ против их 273 «чехов»; 101 КВ и Т-34 – против 151 Т-III и Т-IV.

– Разделаем мы их под орех, – сверкнул глазами комиссар Банквицер. – Однозначно разделаем…

Почтовые марки СССР, посвящённые бронетанковым войскам, 1984 год

Вперёд, на Запад!

18 июня 1941 года дивизия Черняховского получила приказ: начать выдвижение из окрестностей Риги к границе Восточной Пруссии.

– Может, воевать будем? – поинтересовался комиссар отдельного танкового батальона Василий Челомбитько.

Черняховский пожал плечами. Мол, всё возможно. Дивизия начала марш. Ранним утром 22 июня танки остановились в лесу недалеко от Шауляя. Неожиданно в небе появились самолёты.

– Учебная тревога! – задорно закричали командиры.

Через секунду послышались пулемётные очереди. Немецкие самолёты обстреляли колонну. К счастью, первый день войны начался без потерь.

Уже в 9 часов 45 минут командующий округом (переименованный в Северо-Западный фронт) принял решение: 12-му корпусу ударить по врагу южнее Таураге (то есть по немецкой территории). Аналогичное указание пришло в 3-й корпус. Танкисты потирали руки: вот оно, грандиозное наступление на Кёнигсберг.

В общем, начало войны в Прибалтике вряд ли напоминало катастрофу. По официальным данным оперативной сводки штаба Северо-Западного фронта, на 22 часа 00 минут 22 июня 1941 года потери нашей авиации составили 56 самолётов.

41-й и 56-й танковые корпуса немцев за день потеснили советские стрелковые дивизии всего на 60–70 километров и не достигли Шауляя. Навстречу врагу выдвигались 12-й и 3-й советские танковые корпуса. Полторы тысячи советских танков должны были смять шестьсот немецких машин и обратить их в бегство. Наступление было запланировано на 4 часа утра следующего дня.

Гладко было на бумаге

28-я дивизия продолжила марш на юго-запад. Водители валились с ног от усталости, техника ломалась. К 10 часам утра (с шестичасовым опозданием) дивизия Черняховского прибыла на рубеж атаки. Танкисты лихорадочно готовились к бою.

– Товарищ полковник! – подбежал к Черняховскому начальник снабжения интендант 1-го ранга Денис Игнатьевич Дергачёв. – Горючки нет!

– Куда же ты, мать твою, смотрел?! – схватил интенданта за грудки полковник. – Расстреляю!

– А что я могу сделать? – оправдывался интендант. – Заплутали где-то бензовозы…

Пришлось перенести атаку на 11 часов. Но и к этому сроку бензовозы не прибыли. Дивизия не могла сдвинуться с места.

Две другие дивизии корпуса также постигла неудача.