Щит и меч Венеры
Шрифт:
Маня зааплодировала, прокомментировав зрелище: «Получилось!»
Дети в песочнице закричали, захохотали и отчего-то даже заплакали.
— Давай! Давай! — хлопала Маня сухонькими ручонками по коленкам.
От ужаса я даже не смогла заорать. Ведь если водитель заметит, что за его джипом мчится какая-то бабка на инвалидной коляске, скорее всего, он даст по тормозам и тогда Хася по инерции влетит ему в зад.
Но водитель, ничего не замечая, увеличивал скорость, коляска уносилась все дальше и дальше, рискуя вылететь вслед за «Хаммером» на проспект с оживленным движением.
От
— Стойте! Прошу вас, остановитесь, то есть нет, ни в коем случае резко не тормозите! — попыталась докричаться я до водителя. — Умоляю, плавно притормозите, к вам там девушка, то есть бабушка, на абордаж… прицепилась… — Я неслась как угорелая, летела, не касаясь ногами дороги, и понимала, что если с Хасей что-то случится, я никогда себе не прощу это дурацкое шоу, которым забивала мозги девушек и, оказывается, даже бабушек.
Неожиданно веревка лопнула, Хася медленно, но верно начала останавливаться, «Хаммер» скрылся за поворотом, так и не заметив случившегося, а я… я первый раз в жизни громко и нецензурно выругалась.
— Ну и сука же ты, Манюнь, драная! Калоша обосраная! Ну кто ж так привязывает?! — заорала Хася, ухватившись рукой за дерево и благополучно затормозив. — Из какого отверстия у тебя руки растут?!
— Сама ты калоша такая, Хасечка! Кто говорил, вяжи бантиком? Кто?! Дрындень ты парализованная!
— Морским узлом, я тебе говорила, вяжи, а не бантиком! Кошелка глухая! Татаро-монгольская баба-яга!
— А я морским не умею! Я тебе что — капитанша дальнего плаванья, чтоб морские узлы вязать?! Я барышня хорошего воспитания, я бантиками всегда все завязываю! А ты чумичка в памперсоне вонючем! Морские узлы ей тут подавай! Упустила пацана на та-аком танке! А я… а ты…
Из подъезда жилого дома стали выбегать мамаши в халатиках, хватать своих малолетних детей и уносить домой. Из служебного входа во двор выскочила Анжела и с тревогой начала озирать окрестности. Бабки привычно и не зло переругивались на всю округу, не стесняясь в выражениях.
Я махнула Анжеле рукой и, огибая дом, побежала к тому месту, где меня в машине ждал Нарайян. Я бежала и чувствовала, что сил моих больше нет бегать сегодня на шпильках, что лицо горит, душа болит, а сердце ноет от неизвестности. А еще я подумала, что правильно сделала, что ушла с телевидения, положив конец популярному шоу «Девушки, на абордаж!». Концепция шоу была весьма спорная, о чем я всегда говорила начальству.
— Поехали! — сказала я Наре, ввалившись в машину. — Плохие новости.
Я вкратце рассказала о том, что мне удалось узнать про Лавочкина.
— Не такие уж и плохие, — не согласился Нара со мной. — Лавочкин, жив, здоров, процветает и, — что немаловажно, не очень-то и скрывается. Это довольно странно, если он причастен к ограблению банка.
В офисе царил идеальный порядок. От безжалостного разгрома и следа не осталось. Ковролин был чистый, мебель стояла на своих местах, цветок пересажен в новый горшок и водружен на подоконник, стены отмыты, оконные стекла сияли прозрачной, сверкающей
Зато, у меня на столе в высокой красивой керамической вазе стоял огромный букет желтых роз. Неужели…
— Уютненько, — усмехнулся Нара и деликатно постучал в кабинет шефа.
— Зайдите! — раздался усталый голос Константина Жуля.
Жуль сидел за своим столом с мученическим выражением лица, а напротив него, в глубоком, кожаном кресле, предназначенном для клиентов, восседал Тимофей Педоренко. Сегодня он выглядел гораздо лучше: его не терзал насморк, а глаза не слезились. Шея не была обмотана нелепым шарфом, на руках не было жутких перчаток, а вместо прокурорского мундира на следователе была одета голубая рубашечка в веселенькую полосочку и синие, весьма новые джинсы, о чем свидетельствовала неоторванная магазинная этикетка, болтавшаяся на левом кармане. О напасти, преследовавшей прокурорского работника, напоминал только красный, шелушащийся кончик носа.
— Как хорошо, что вы пришли! — Педоренко молитвенно сложил ручки под подбородком. — А я вот решил не вызывать вас в прокуратуру. Неформальная обстановка больше располагает к доверительной беседе!
Жуль растянул губы в вымученной улыбке. Судя по его виду, «доверительная беседа» длилась давно, и никаких тенденций к ее завершению не намечалось.
— Присаживайтесь! — гостеприимно указал Педоренко на подоконник.
Мы с Нарой переглянулись и синхронно залезли на узкий приступок перед окном. Я с наслаждением скинула босоножки.
— А мы тут с Константином Эдуардовичем подробно восстанавливаем картину всего, что произошло пятнадцатого июня! Константин Эдуардович рассказал мне много чего интересного! Милда оказалась не Милдой! Юноша по фамилии Лавочкин после ограбления как в воду канул! Кстати, друзья мои, для полноты событий, хочу сообщить вам, что тело настоящего клоуна со следами огнестрельных ранений было обнаружено сегодня утром на берегу реки Радунки. По заявлению экспертов он был убит не менее трех суток назад, то есть на момент ограбления, клоун был уже мертв!
— Как тело?! — прошептала я. — Почему тело?!
— Так, милая барышня! Кстати, что такое у вас с лицом? В костер упали?
— Аллергия…
— У вас очень тяжелый случай, сочувствую! Советую попробовать дыхательную гимнастику, хотя ни черта она не помогает! Так вот, рыбаки, приехавшие утром на рыбалку, обнаружили тело, лицом лежащее в уже погасшем костре. Зрелище было ужасным, они сразу же вызвали милицию. От лица, конечно, ничего не осталось, но на человеке был клоунский наряд! Он был убит выстрелом в грудь и брошен лицом в тлеющие угли. Эксперты сказали, что выстрелы были произведены из того же оружия, из которого убили инкассатора и охранников банка. Никаких документов, денег и ценностей при трупе не обнаружено. Его личность пока не установлена. Это был мужчина лет шестидесяти, среднего роста, седой, с залысинами, впрочем, вот фотография с места происшествия… — Он выхватил из своего портфельчика фото и сунул мне под нос.