Щит веры – воину-защитнику в помощь. Часть 1
Шрифт:
Некоторые рассказывали подробно, другие говорили, что верили с детства, третьи – как нашли Бога и не могут жить без Него. Напротив меня сидел человек моих лет, которого хозяин дома называл Сергеем, и он стал рассказывать, как Господь привёл его к вере на войне, в 1943 году, при переправе через Днепр. Он говорил:
– Верующий я всегда был с малых лет и всегда Бога в душе своей нёс. Переправлялись мы в конце сентября через Днепр на плотах – в общем, его рассказ почти в точности совпадал с моим, только переправа была в другом месте. – Страшно было, не то слово, смерть безжалостная, беспощадная, шла за каждым из нас, из десяти человек
Впился я в него глазами, а Сергей меня спрашивает:
– А вы на войне были? – Смутился я отчего-то, замешкался с ответом, а жена моя, Мария, сказала:
– С первых дней войны до декабря 1945 года.
– Друг у меня есть, – сказал Сергей, – друг он мне и духовный отец – Федор Петровский. Тоже участвовал в переправе через Днепр на плоту; из восьми человек отплывших только он да солдат живы остались и даже ранения не получили. Отец Федор, переплывая Днепр и видя гибель неминучую, дал Господу обещание, – если жив останется, то монахом станет и иереем, что и сделал после войны. Сейчас в церкви Святой Троицы трудится, в Калужской области.
Не случайна была эта встреча с Сергеем – неисповедимы пути Господни – Промысл Господа вёл меня к ней. Договорился с Сергеем Николаевичем в следующий выходной день поехать к о. Федору – а вдруг это бывший сержант Петровский?.. Ехали автобусом до Калуги, потом опять автобусом до городка, а у самой церкви Святой Троицы и сошли. Волновался я сильно, очень хотелось, чтобы сержант Петровский оказался о. Федором. Пока ехали, вставало передо мной видение боя, переправа, крики тонущих, взрывы, мертвящий свет осветительных ракет, болтающийся плотик, гибнущие люди. Руки и головы солдат и офицеров, то появляющиеся из воды, то хватающиеся за края плотов, доски, обломки или исчезающие в глубине люди. Петровский и я, стоящие на плотике, и моё обещание, не выполненное до сих пор.
Отец Федор Петровский сразу узнал меня и во второй наш приезд крестил жену и детей.
Если только вдуматься, что было со мной, то понимаешь великую силу провидения Господа нашего Иисуса Христа, заботу о спасении души человеческой и милость Его к нам, слабым духом и верой. Отец Федор стал нашим духовным отцом, другом, близким человеком, он и привёл меня к о. Арсению, с которым встретился в 1950 году, в лагере, уже будучи иеромонахом, и до самой кончины которого был духовным его сыном.
Скромный, застенчивый и мягкий, он совсем не напоминал того смелого сержанта Петровского, с которым я плыл на плоту; потом я узнал, что и в церковной своей жизни он стоек и смел, особенно это проявилось во время хрущевских гонений на Церковь.
Вот так я пришёл к вере, потеряв двадцать лет из неразумия, непонимания истинного пути жизни человеческой.
Мост
Пришёл я к Богу на войне, при взрыве моста на горной речке. Рассказывать о своём детстве не буду, скажу только, что в семье в Бога никто не верил. Только тогда, когда я уезжал летом на каникулы, тётя Нюра, сестра отца, учила меня молиться и читала Евангельские истории по какой-то растрепанной книжке; было интересно, но как-то проходило стороной. Она заставила меня выучить несколько молитв: «Отче наш», «Взбранной Воеводе победительная» и какие-то ещё, но мне запомнились только эти и ещё «Господи, Иисусе Христе Боже наш, не остави нас, грешных, Своей помощью».
Дома сердились на тётю Нюру и даже выговаривали ей, но она сестру и меня всё же крестила и была моей крестной матерью, а когда я бывал у неё, водила меня к священнику, о. Павлу, доброму и хорошему человеку. Мама и папа не знали, что мы были крещены.
В 1940 году взяли в армию, послали в танковое училище, кончить не успел – началась война. Направили в действующую армию, часть разбили; отступали, переформировывались, стал пехотинцем, артиллеристом и даже, на короткое время, связистом.
Отступали от Ростова, добрались до Кавказа, сперва бои шли в предгорьях; вошли в горы, часть нашу разбили, осталось человек двадцать под командованием капитана, и стали мы самостийными партизанами; но вскоре с местным партизанским отрядом соединились и стали сильно досаждать немцам на железных дорогах и шоссе. В боях участвовал многих, Бог хранил, и даже ни разу не был ранен, но о Боге не вспоминал. Но написать должен об одном особенном событии.
На железной дороге, находившейся от отряда в десяти – двенадцати километрах, был мост над бурной горной речкой, который немцы тщательно охраняли. По обеим сторонам моста были построены небольшие казармы, где жила охрана. Днём и ночью по мосту ходили солдаты, а ночами опоры моста освещались прожекторами. Каждый проходящий состав тщательно обыскивали и гражданских лиц не возили.
Для командования этот мост было особенно важно уничтожить, так как он был частью основной транспортной магистрали, по которой снабжались немецкие войска.
Был получен приказ: во что бы то ни стало взорвать мост. Попробовал наш отряд подойти к мосту со стороны правого берега, потом левого, но, понеся большие потери, мы ничего сделать не смогли.
Вероятно, приходил приказ за приказом из Москвы, но мост взорвать не удавалось. Тогда было принято решение взорвать опоры моста, подойдя к ним по реке. Создали несколько штурмовых групп, провели десятки учений, но четыре штурмовые группы, даже не дойдя до опор, погибли в воде.
Река была бурная, вода стремительно неслась вперёд, ворочая камни, ударяясь о скальные завалы. При этом температура воды была, вероятно, три – четыре градуса.
Пятой штурмовой группой была моя, я был старшим. Командование понимало, что подорвать опоры, подойдя по реке, невозможно, но нас всё равно послали.
В группе нас было пятеро: Сомов, русоволосый колхозник из-под Костромы; грузин Сванидзе, красивый, подвижный и добродушный; эстонец Карл, носивший почему-то русскую фамилию Хохлов, всегда угрюмый, молчаливый, но добрый и отзывчивый на чужую беду; Стогов, учитель из Коврова, и я, москвич. Не удивляйтесь обилию подробностей – взрыв моста стал поворотным моментом в моей жизни.