Считанные дни, или Диалоги обреченных
Шрифт:
— Прочь! — завопил он. — Прочь отсюда, мерзкая тварь!
Крыса сделала прыжок и исчезла. Антонио, боясь ступать босыми ногами по полу, протянул руку и открыл ящик письменного стола.
Там лежал флакон валиума.
Антонио открыл дверь и увидел Чаро.
— Ванесса ушла с Лисардо, а мне стало не по себе. Места себе не нахожу — прямо не знаю, что со мной творится? Ты позволишь еще раз воспользоваться твоей ванной?
Солнце уже стояло высоко в небе и заливало Пласу потоками света. На улице должно
Антонио отступил назад и пропустил Чаро в комнату.
— Ладно, заходи, раз пришла.
И тут же вернулся в постель. Дрожа от холода, он укрылся одеялом до подбородка.
Чаро тихо нырнула в ванную комнату, оттуда послышался шум бегущей из крана воды, будто где-то далеко дробно били в барабан.
В дверь просунулась ее голова.
— Антонио, если хочешь, можешь делать с меня снимки. Я не против. А где гель?
— В зеленой пластиковой бутылке. Там, должно быть, еще осталось.
— Почему ты меня не фотографируешь? Не хочешь?
— У меня кончилась пленка.
— Уф-ф-ф! Взгляни на меня, как я выгляжу? Вот так, хорошо?
Она стояла в коридоре в одной юбке и раскачивала из стороны в сторону голой грудью, заломив руки над головой. Ее большие темные соски метались справа налево, потом наоборот, а два темных пятна волос напоминали нахохлившихся птиц, свивших себе гнездо у нее под мышками.
— У меня больше нет пленки, — повторил Антонио, зная, что Чаро не может его слышать из-за шума воды, наполнявшей ванную.
Через некоторое время она прикорнула с ним рядом на кровати и положила голову ему на плечо.
Антонио ударил в нос запах геля, смешанный с ароматом ее тела и волос.
— Накрой меня, — попросила Чаро. — Мне тут так уютно.
Антонио выпростал руку и заботливо подоткнул одеяло.
— Мне так хорошо с тобой, Антонио. Так покойно! — Чаро потерлась лицом о его свитер, словно у нее зачесалось в носу. — Знаешь, я почему-то все время думаю об Угарте. Бедненький! Ты видел, сколько у него вытекло крови?
— Он просто тронулся умом, совсем свихнулся.
— Может быть, но все равно мне его жалко. Если один человек любит другого, а тот, другой, совсем его не замечает, в общем, как бы это лучше сказать, не отвечает ему взаимностью, то любой может сойти с катушек. Думаю, нечто похожее и произошло с Угарте. Я, наверное, тоже скоро свихнусь — Альфредо меня уже не любит.
Она помолчала несколько минут, дожидаясь ответа, но Антонио ничего не сказал, только стучал зубами от холода, который пронизывал его до костей.
Помедлив еще немного, Чаро прибавила:
— Знаешь, а ведь я страшно ревнивая. Когда влюбляюсь по-настоящему, то действительно… в общем, сильно от этого страдаю. Антонио, — позвала она, — ты был у Барбары? Красивая девчонка, ничего не скажешь. Да к тому же актриса.
— Да, был, но совсем недолго, — ответил тот.
— Вы занимались любовью?
— Нет.
Чаро
— Знаешь, я сыт тобой по горло. Ты все время меня дурачишь — заводишь, а сама в кусты.
Чаро заплакала и еще сильнее к нему прижалась.
— Антонио! О, Антонио! — всхлипнула она. — Не надо так со мной. Подожди. Я умоляю тебя, подожди еще чуть-чуть. Во мне еще живо чувство к Альфредо, но оно скоро умрет. Тогда я буду твоей, вот увидишь, и буду любить тебя, как никогда и никого не любила.
Антонио молча обнял ее и крепко прижал к себе. Их ноги переплелись под простыней, Чаро всхлипнула.
— Я не хочу, чтобы ты кого-нибудь себе завел, — шептала она ему в ухо. — Скажи мне, что у тебя никого нет. Пожалуйста.
— Чаро, моя красавица, ты мне понравилась сразу же, как только я тебя увидел прикорнувшей у меня под дверью. С тех пор я не переставая думаю о тебе. Разденься, я хочу видеть твое тело, понимаешь?
Чаро провела открытой ладонью по его лицу, словно желая открыть в нем что-то новое, и он принялся целовать ей пальцы.
— Ты сможешь подождать, Антонио?
Он кивнул головой и рывком задрал ей юбку. Чаро застонала и почувствовала, как его рука потянулась вниз, к молнии на брюках.
Глава 14
Слегка склонив голову набок, Белен Саррага обвела раскинутыми руками большую светлую комнату, отделанную белой драпировкой.
— В действительности я не живу здесь постоянно; это мое холостяцкое убежище. Другими словами, я иногда сбегаю сюда из дома, чтобы отдохнуть от брачных уз. Поэтому и не стала ее продавать.
— Правильно сделала, — поддакнула Эмма. — У тебя прелестная квартирка — на редкость хороша, правда.
— Слишком запущенна. Помнишь мою домработницу, колумбийку? Так вот, она по-прежнему работает у меня, но связалась с наркоторговцами и теперь и пальцем не шевелит, чтобы убрать этот свинарник. По-моему, она использует мою квартиру для своих сомнительных делишек. Хотя, по большому счету, — мне наплевать. В практическом смысле я совершеннейший профан. Чего от меня можно требовать? С таким характером любой может вертеть мною, как ему заблагорассудится. Даже домработницы, и те надо мной смеются.
— У тебя все та же галерея, Белен?
— Все та же. А чем прикажешь еще заниматься? Ты же знаешь, я не способна вести дом. Кроме того, Гонсало помешался на этой галерее… А я… Я не могу сидеть сложа руки — не мой стиль. Вот так-то, дорогая моя.
Эмма прошлась по квартире. Гостиная смотрелась божественно: обстановка до последней мелочи располагала к спокойному созерцанию, все дышало уютом и только изобилие картин на стенах слегка нарушало гармонию. Да, пожалуй, слишком много изящных безделушек, но без намека на пошлость или мещанство. Наверное, Белен потратила уйму денег на отделку.