Считанные дни, или Диалоги обреченных
Шрифт:
— Ой! Сейчас обмочусь! Не могу больше!
— Клевый дядька! — заметил Лисардо. — Приятель моего отца. У него бутик, и он из тех, кто всегда платит вперед… Отвалил этим двум за здорово живешь пятнадцать кусков! Не говоря уж о том, сколько он дал мне! Благодетель, ублажил по самое не хочу.
Ванесса похлопала себя по животу.
— Неприкосновенный фонд. Я спрятала деньги в трусы — целее будут.
— Вы должны увеличить мои комиссионные. Слышали, цыпочки! Разве я вам не друг? Для кого я, по-вашему, так старался?
— Салют! — поднял бутылку с пивом Антонио. — Мне очень хорошо с вами, вы истинные друзья. И я сделаю лучшую книгу в мире… Надо
— Ни песеты. Из этих денег мы не потратим ни песеты, — объявила Чаро. — Знаешь, что нам сказал этот хмырь? Мы, мол, пришлись ему по сердцу, и он позовет нас еще. Важный такой, да еще с роскошным магазином… Другой раз попросим подарить нам что-нибудь из одежды, юбку или блузку какую… Правда, Ванесса?
Ванесса ей не ответила. Она и не могла ей ответить, потому что вложила язык в рот Лисардо, и оба, пуская слюни по подбородку, целовались взасос.
— Книга будет крутая. В следующем году мне обеспечена Национальная премия по фотографии. Я… И никаких трудностей с изданием. — Антонио повернулся к Чаро, которая двигалась в такт музыки, и схватил ее за плечо. — Я рассказывал тебе о моем брате, о Паскуале? Он поможет мне издать книгу.
— Книгу? — спросила Чаро, зажмурив глаза. — Ты хочешь написать книгу?
— Не написать. Это будет фотоальбом. Теперь дело на мази, я знаю. В ней поместят городские зарисовки из жизни квартала Маласанья, то есть фотографии его жителей и всех вас, а к ним добавят немного текста с пояснениями, совсем немного. Потом увидишь.
— Так ты снимал меня нагишом для своей книги? Просто использовал? Но запомни, я не твоя собственность, другим тоже нравится смотреть на мою лохматку. — Чаро провела рукой по паху. — Все вы свиньи! Грязные, отвратительные свиньи!
— Как только получу за книгу, тут же отдам тебе деньги, Чаро. Слово! Не хватает только одного сюжета: мне позарез нужен умирающий от передозировки наркоман, однако… Ладно, молчу, ты ведь не любишь, когда говорят на подобную тему.
— Знаешь, мне сообщили, что Альфредо выпустили из тюрьмы на свободный режим и что его видели в нашем квартале несколько дней назад, но он почему-то не зашел ко мне. А может, и приходил, да не застал дома? Как ты думаешь? Или просто не сумел отвязаться от легавых — ведь они наверняка не спускают с него глаз. Я ему писала в Карабанчель… Хочешь, прочитаю письмо? — Чаро вытащила сложенную вдвое бумажку и показала ее Антонио. — Копия, пришлось переписывать два раза, чтобы буквы получились ровнее.
Чаро принялась читать письмо, усиленно шевеля губами и четко выговаривая каждое слово, будто пережевывала их вновь и вновь. Антонио, услышал: «Я тебя люблю, очень сильно» и далее в том же духе, поэтому быстро потерял интерес и погрузился в размышления о будущей книге. Он заканчивает свою работу на подъеме, явно попав в полосу везения. Надо ковать железо, пока горячо. Да, вот еще! Фотографии будут черно-белыми. Именно такими: черно-белыми, контрастными, с крупнозернистой фактурой.
Вдруг Антонио затосковал по Эмме. Вспомнил, какие ощущения вызывало в нем одно лишь прикосновение ее юбки, вспомнил звук ее голоса и шагов по дому. Следовало бы заставить Эмму поверить в него, убедить ее в том, что он способен выпустить замечательную книгу, с которой не сравнится ни одна в мире, что он в состоянии заработать много денег и стать знаменитым. Он представлял себе критические заметки в прессе, интервью на телевидении, репортажи, рекламные поездки и приглашения выступить на конференциях. Книга компенсирует ему потерянный шанс
Роза стояла за стойкой и мыла стаканы, подкрутив до локтей рукава блузки. Антонио тронул ее за руку и сказал:
— Роза, эй, Роза… Мне надо позвонить, я хочу позвонить Эмме, сказать ей, что приду завтра. За книгой… Где у вас тут телефон? Мне обязательно надо позвонить.
Роза подняла бледное усталое лицо с темными кругами под глазами.
— Да, телефон есть, вон там, — ответила она, не прерывая работы.
Неожиданно за спиной Антонио послышался шум, какая-то возня. Он обернулся и увидел, как Угарте, схватив Ванессу за локоть, тащил ее за собой. Ванесса отбивалась руками и ногами.
— Оставь меня в покое, придурок, идиот, дерьмо собачье. Слышишь, пусти меня! — кричала она. — Козел, отпусти мою руку. Сейчас же отпусти!
Однако Угарте вцепился в нее мертвой хваткой. Глаза у него вылезли из орбит и стали белыми, рот открылся, будто ему не хватало воздуха.
— Мы должны поговорить. Я только хочу поговорить, Ванесса! Выйдем на минуту.
— Никуда я с тобой не пойду, отпусти!
— А я говорю — пойдешь! — Угарте влепил ей увесистую пощечину.
Ванесса на секунду остолбенела, но тут же истошно завопила:
— Выблядок. — Она бросилась на него, словно кошка, царапая лицо и шею. — Не смей меня трогать своими погаными лапами, сукин сын!
Угарте не делал никаких попыток защититься, только сунул руку в карман и достал нож. В полумраке зала длинное лезвие сверкнуло, как зигзаг молнии.
— Я убью тебя, шлюха! — закричал он, сорвавшись на фальцет.
Ванесса испуганно отступила, а Угарте быстро полоснул себя по левому запястью — показалась кровь.
Все притихли. Те, кто был рядом, подались назад, а Угарте остервенело пилил руку, не спуская с Ванессы глаз.
— Смотри, что я делаю, и запоминай, — проговорил он и кивком головы указал на лившуюся ручьем кровь. — Смотри внимательно!
Роза раздвинула толпу и в один прыжок оказалась рядом.
— Отдай нож, — приказала она, протягивая руку. — Сейчас же отдай.
Угарте уронил нож на пол и застонал от боли.
Роза обняла его за шею, а Угарте поднял руку, показывая ей рану: кровь била фонтаном и стекала на пол.
— Смотри, смотри! — кричал Угарте, меж тем как Роза тянула его за собой, пытаясь увести. — Смотри, Ванесса! Смотри!
Они исчезли за дверью туалета. Одна из девушек наклонилась, намереваясь поднять нож. Кто-то посоветовал ей ни к чему не прикасаться, чтобы не заразиться СПИДом.
Девушка отшатнулась.
Глава 12
Густую темноту площади разбавляло металлическое свечение. Было смутное предрассветное время, ночные тени уползали прочь, затаившись в кронах деревьев и под фонарями. На близлежащие улицы с шумом и гамом выходили припозднившиеся гуляки, чтобы разойтись по домам или отправиться кутить дальше: например, в бар «Маравильяс» — он еще не закрылся — или в «Леди Пепа», что на улице Сан-Лоренсо. Ночь вступала в тот хрупкий период, когда люди чувствуют в душе необъяснимую тревогу и ищут, куда бы приткнуться.