Считай звёзды
Шрифт:
— Даже та чертова игрушечная уточка для ванной, — Райли кивает на шкаф, на одной из внешних полок которого покоится пыльный желтый утенок. — Делай с ним, что хочешь, — опускает руки, активно моргая. — Это всё, чего ты желаешь? — пускает смешок, качая головой, и недолго смотрит на О’Брайена, затем вновь поворачивается к подоконнику, чтобы забрать лейку, и разочарованно вздыхает, понимая, что стоит «выкрасть» отсюда растения. Всё равно они парню не нужны, только из-за вредности он ведет себя так, и это ребячество злит.
Серьезно, не верится, что кто-то может вести себя так нелогично,
Замирает. Нет, Райли Янг-Финчер, как и её мозг, приостанавливает свою бурную деятельность, когда ощущает неприятное покалывание в районе…
Эм.
Девушка сжимает ручку лейки, медленно, с настоящей угрозой на лице и общим шоком в широко распахнутых глазах, оборачивается, переступая с ноги на ногу. Взглядом врезается без сомнений в наглые глаза парня, который всё еще держит одну ладонь в кармане джинсов, а другую опускает висеть вдоль тела, сжимая и разжимая холодные пальцы. Стоит близко. И его довольная, нахальная улыбка вызывает не просто пик возмущения и негодования. Райли не понимает, как описать собственную потерянность, ведь она граничит со злостью и яростью, может даже ненавистью, но самое обидное, что далеко не негатив властвует на её лице с порозовевшими щеками. Губы приоткрывает, не справляясь с высокой тональностью недовольства, так как это выходит вообще за рамки чьего-либо понимания.
— Ты… — Райли моргает, чуть дергая головой, ведь мысли начинают роем шуметь внутри черепа. — Ты только что ущипнул меня за задницу?
Уставилась в упор на О’Брайена, а тот продолжает раздражать своей наглой усмешкой, пока хмуро повторяет сказанное девушкой несколько секунд назад:
— Всё, что находится на территории этого помещения — моё, — улыбка растет. — Где ты находишься, крольчиха?
Райли шире открывает рот, уже не может контролировать это чертово смущение, что соседствует с нереально бешенным возмущением от происходящего:
— Это не дает тебе права трогать меня! — дергает руками, чуть было не бьет себя лейкой по виску. — Господи, что за детский сад?!
Уголки губ парня не опускаются. Он стоит на месте, внезапно потянув руку и немного наклонившись вперед, чтобы достать до ягодицы Янг-Финчер, которая буквально подпрыгивает на месте, не успев вовремя треснуть его по ладони. Щипает за мягкую кожу, пропуская смешок, поскольку Райли забавно выворачивается, уходя в сторону, и поднимает лейку, словно оружие, держа на вытянутой руке. Направляет на Дилана, не изменяя злости, вот только лицо уже красное:
— Ты вообще в своем уме?! — пыхтит, обходя его и держась на безопасном расстоянии. — Придурок! Что с твоей головой не так?! — Дилан поворачивается к ней всем телом, сунув обе руки в карманы кофты, и улыбается, томно выдохнув:
— Ты всё еще в моей комнате, — кивает в сторону тумбы. — А в том ящике неначатая упаковка презервативов, — намек. Пошлый, мерзкий намек, от которого Райли передергивает, и её лицо корчится:
— Ты отвратителен! — слов нет. Девушка с угрозой указывает на него пальцем:
— Еще раз коснешься меня, — обещает. — Я порежу твои руки! — и отворачивается, даже не подозревая,
Тоже, блин, угроза. Ничего нового она не сделает.
Дверь громко хлопает. И уголки губ парня опускаются. Стоит. Смотрит. Тишина. Вынимает ладони из карманов, начав потирать запястья, словно подсознательно ощущает мнимую боль в коже. Снимает с плеч рюкзак, бросив у кровати, валится на неё, лицом в подушку. Лежит. И будет лежать. Может, до вечера, может, до утра.
Никаких сил.
***
Засранец, заноза, чертова задница О’Брайен.
Вхожу в комнату, будто ураган, хлопаю громко дверью, не в силах контролировать свое неприятное смущение, от которого горит лицо. Этому типу только в радость водить меня в краску, думает, это сойдет ему с рук? Придурок.
Подхожу к зеркалу, чувствуя, как болит травмированное место, поэтому поднимаю немного край шорт, пальцами касаясь покрасневшей кожи ягодицы. Вот кретин. Какое он вообще право имеет трогать другого человека?
Хмуро и с возмущением в глазах пытаюсь погладить больной участок, чтобы немного снизить вероятность появления синяка. С губ слетает вздох, и брови перестают сводиться к переносице, отчего лицо теперь выражает только недовольство по поводу происходящего безобразия. Даже дома не ощущаешь себя в безопасности, подобное расстраивает. Хочется обсудить с отцом вопрос, касающийся Лиллиан и О’Брайена. Надолго ли они здесь? Ладно, женщина еще может остаться, главное, чтобы не начала менять что-то в доме, всё-таки всё здесь сделано так, как задумывала мама. Но Дилан… Он обязан съехать. Понимаю, если бы он старался вести себя адекватно, но нет. У него мысли такой нет, продолжает распространять свой дебилизм, а меня надолго не хватит.
В голове внезапно: «Рисунки были странные», — но, нахмурив брови, остаюсь верна своей основной задаче. Обязательно обговорю этот вопрос с отцом. Как только наберусь смелости.
Телефонный звонок сбивает настрой для борьбы с паразитом. Не хочется признавать, но, взглянув на свое отражение в зеркале, я увидела совсем не то, что пришлось рассматривать утром: нет бледноты лица, щеки розовые, а кожа красная от смущения, глаза не усталые, не безжизненные, а полны злости из-за своей безысходности. Эти негативные эмоции делают меня похожей на здорового человека. Больше нет пустоты в голове и в груди. Есть чувства. Да, отрицательные, но именно они придают какой-то энергии, заряжают меня, что даже невольно усмехаюсь своему отражению, вообще удивляясь, что меня тянет улыбаться.
Беру телефон с заправленной кровати. Агнесс. Что ж, еще ранним утром я не хотела говорить с ней и игнорировала звонки, но теперь с удовольствием отвечаю, даже… Улыбаясь. Очень необычное резкое изменение настроения:
— Привет, — мы говорим буквально одновременно, из-за чего смеемся в голос.
«Как ты себя чувствуешь?» — девушка всё равно спрашивает, чтобы убедиться.
— Прекрасно, могла сегодня пойти на занятия, но не нашла сил поднять свой зад с кровати, — улыбаюсь, но слегка сморщив лицо, ведь пальцами вновь касаюсь больного участка на ягодице.