Шрифт:
1
Резкий телефонный звонок заставил Кручинина проснуться. Капитан открыл глаза и взглянул на настольные часы стоявшие на маленьком столике. На них было без четверти два. Лег в половине двенадцатого и, кажется, только заснул, а два часа пролетели как одна минута. И самое бы спать и спать еще, если б не этот проклятый телефон.
Кручинин откинул одеяло, но вставать не спешил. Может не подходить вовсе, не снимать трубку, и пошли все к черту. Позвонят, позвонят и отвяжутся. И какому только идиоту взбрело в башку позвонить среди ночи. Ну, если кто-то
Но, вряд ли, это случайный звонок. Уж слишком настойчиво разрывается аппарат, и Стас понял, если не снимет трубку, заснуть ему не дадут. Он сел на кровати, зевая, и еще пару минут сидел, ненавистно косясь на аппарат. Теперь уже не сомневался, уверен был, звонят с работы. Значит, надо подойти и снять трубку и ответить как всегда в таких случаях дежурную фразу – я слушаю.
Он подошел к тумбочке, на которой стоял телефон, и зябко ежась от ночной прохлады, сел в кресло.
Балконная дверь осталась открытой еще с вечера, оттого и холод в квартире. А все, дурная привычка проветривать на ночь квартиру. Так заснул, а дверь закрыть забыть. Теперь по комнатам гулял прохладный ветер, надувая штору балконной двери как парус.
– Да. Я слушаю, – с недовольством проговорил Кручинин нисколько не заботясь, нравится ли его тон звонившему. В конце концов, Стасу тоже не в радость этот ночной звонок. Да и соседи от него не в восторге. Проснулись, небось, и ушками водят. Стены между квартирами тонкие. А резкий телефонный звонок ночью, просто режет слух.
– Стас… – заговорил взволнованный голос.
– Слушаю, – Кручинин узнал в звонившем начальника уголовного розыска майора Алексеева. Сразу понял, что-то случилось, иначе бы Алексеев не стал беспокоить ночью. Он человек деликатный и с понятием. Значит, произошло нечто такое, серьезное. И по этой причине майор поднимает личный состав. Или одного Стаса? Именно это капитану захотелось узнать, сейчас, немедленно. И он повторил:
– Я вас слушаю. Что случилось?
– Стас, немедленно приезжай в отдел. Понял меня?
Кручинин покосился на часы. Неплохо бы напомнить Алексееву о времени и о том, что сейчас глубокая ночь и все нормальные люди спят.
– Я понял, Игорь Николаевич. А что случилось-то? Все-таки ночь. Я так разумею, просто так ты бы меня из постели выдергивать не стал.
Майор Алексеев заговорил тише, видно в кабинете был не один. Сказал едва ли не шепотом:
– Володька Голиков застрелился…
– Что? Николаич… – Стасу очень хотелось принять это сообщение за злую шутку. Только кто решится так шутить? Значит,… значит, это правда. Горькая, правда, которую слух отказывался воспринимать. И, тем не менее, это случилось.
Несмотря, что в квартире было прохладно, Кручинин почувствовал, как на спине выступили холодные капли пота.
– Николаич, как же это?.. Ты что?..
– Да, Стас. Это так. Я обзваниваю всех наших, чтоб срочно приехали в отдел. Прокуратура тут. И даже куратор из особого отдела прикатил. Так что давай, Стас, быстренько сюда.
– Все понял, – по-военному ответил капитан Кручинин и услышал в трубке частые гудки. Видно майор стал звонить кому-то другому.
Положив трубку на аппарат, Стас подошел и со злостью довольно сильно хлопнул балконной дверью так, что от потока воздуха окно издало звук похожий на протяжный вздох. В голове не укладывалось, что сказал Алексеев. Конечно, никто из оперативников не гарантирован от трагической случайности, но Володька Голиков… Опытный сотрудник, отдавший уголовному розыску второй десяток лет, никогда не помышлял о самоубийстве. По крайней мере, так казалось Стасу.
А ведь они с Голиковым были большими приятелями. И кому, как не Стасу первому узнать о трагическом замысле приятеля. Но он не узнал, а Голикова теперь нет. И Стасу ничего другого не остается, как смириться с его смертью.
Быстро собравшись, Кручинин пошел на стоянку. Хорошо, что его потрепанная «трешка» стояла с краю. Выезд остался не загороженным, а то бы не тронуться ему с места. Еще с вечера капитан попросил сторожа приглядеть, чтобы другие владельцы машин не зажали его. Одним благодарственным – спасибо, дело не обошлось. Пришлось пожертвовать из милицейского жалования сторожу на пиво. Зато сейчас Стас смог беспрепятственно выехать. А сторож уже давно привык к его ночным выездам. Такая уж видно у этого Кручинина ментовская работа, что нет ему по ночам покоя.
Еще только подойдя к дверям, Кручинин заметил нервозность, царившую в управлении. На все звонки, поступающие на пульт, дежурный реагировал как на сигналы тревоги, быстро хватал трубку, что-то записывал, отвечал отрывисто, потом бросал трубку и тут же отдавал по рации команду группе немедленного задержания.
– Чего он суетится так? – спросил Кручинин у сержанта, дежурившего на дверях, кивнув на офицера за пультом. Уж слишком затравленный был у того вид.
– Из министерства приехали. Час целый его мурыжили, – ответил сержант с нескрываемым сарказмом. Дескать, не все с нас с рядовых стружку снимать, пусть и вашему брату, офицерам, достанется.
– По поводу капитана Голикова?
– Ну, а то, – кивнул сержант здоровенной башкой. – Только разве дежурный уследит за каждым, и кто, восколько домой уходит.
Кручинин на это промолчал. Ему было жаль дежурного, у которого рубаха на спине уже взмокла.
– Они ему еще претензии по поводу оружия предъявили, – сказал сержант, проследив, куда смотрит Стас.
– Претензии? – Он немного отвлекся и не сразу понял, о чем говорит сержант. И постовой пустился в объяснения:
– Почему, видишь ли, капитан Голиков оружие держал при себе.
– Так он же не унес его домой, насколько я понимаю. Держал в кабинете, в сейфе. – На взгляд капитана эти особисты несправедливо поступают по отношению к дежурному. Пытаются из него сделать стрелочника.
– Это ты им скажи, – кивнул сержант в сторону машины с министерскими номерами. А Кручинин вздохнул. Скорее всего, сержант прав, вряд ли теперь проверяющих устроят какие-либо доводы. Так заведено в этой сложной системе, и уж если кого захотят сделать виновным, будь спокоен, так оно и будет.