Screenplay 2. Зачарованная
Шрифт:
Вас раздражают дурацкие вопросы или вы уже смирились с тем, что вокруг полно идиотов?
Вы выбрали профессию актёра, потому что хотели бы прожить несколько разных жизней?
Какие качества в людях могут вас приятно удивить?
Если бы вы не знали ваш возраст, сколько бы вы себе дали?
Если бы вы с самого начала знали, что можно на какое-то время стать по-настоящему счастливым, но потом счастье покинет вас и это принесёт вам много страданий, выбрали бы вы это недолгое счастье или предпочли бы жить спокойно, не зная ни счастья, ни печали?
Вы спите со стороны окна или со стороны двери?
Если бы вам захотелось сделать что-то романтичное, что бы вы придумали?
Вам приходилось убегать от полицейских?
Вам нравятся голубоглазые шатенки?
Случалось
Вы смогли бы полюбить женщину, у которой проблемы с законом?
Вы бы ждали её лет двадцать из тюрьмы, если что?..
Несмотря на то, что я не могла задать ни одного вопроса Рональду лично, это никак не мешало мне узнавать его всё больше и больше. Достаточно было следить за его мимикой, жестами и глазами. Есть единственная часть мозга, которая выступает наружу. Глаза. И глаза очень тесно связаны с ним. Если знать, как именно, то можно считать немало информации по их движениям, можно узнать, врёт человек, вспоминает ли он или пускает в ход своё воображение. Не зря профессиональные игроки в покер во время турнира надевают тёмные очки, даже упорными тренировками сложно подчинить себе эти мелкие рефлекторные движения. В то время, как сам Рональд Шелтон разговаривал с ведущими, его лицо и руки разговаривали со мной, и они говорили мне больше, чем его слова. Его широкая чистосердечная улыбка свидетельствовала о том, что он никогда не причинил бы другому вреда намеренно. Ну какое же всё-таки это изысканное удовольствие – изучать интересного человека.
Я понимала, что со мной происходит что-то очень и очень неправильное, но ничего не могла с собой поделать. Я не могла перестать истязать себя его экранным изображением. Стоило мне совладать со своими эмоциями и захлопнуть крышку ноутбука, как в груди тут же появлялась отвратительная тянущая пустота. Попытки отвлечь себя чем-то с треском проваливались. Его лицо отделяло меня от всего остального мира. Куда бы я ни посмотрела, за какое бы дело ни взялась, везде видела только его.
Я разговаривала с ним, пытаясь представить, как он отвечал бы мне на тот или иной вопрос. Чем лучше я его узнавала, тем более развёрнутыми, информативными становились ответы и он нравился мне всё сильней и сильней. Я разговаривала с ним, и эти откровенные разговоры вслух с двумерным изображением на экране уже не казались мне странными. Так, например, из другого измерения с нами могли бы разговаривать покинувшие тела души близких людей в том случае, если они есть. Нам их не видно и не слышно, а им кажется, что они принимают участие в нашей жизни, общаются с нами.
Роли
«я рад, что у меня есть возможность выбирать те фильмы, в которых я действительно хочу сниматься»
которые он исполняет, очень разные. И те, в которых ему не составляет труда разминировать атомную бомбу, имея под рукой только чайный пакетик, лишь верхушка айсберга. Серьёзные драматические фильмы, комедии, над которыми хохочу даже я, неплохая научная фантастика (где ты был раньше, а?) – он великолепен под любым соусом.
Но было и ещё кое-что.
Изучая его профессиональную деятельность, я с удивлением обнаружила, что Рональд Шелтон не только актёр, но ещё и сценарист, и режиссёр своих собственных независимых фильмов, и эти фильмы не были похожи на обычные голливудские постановки. Скорее арт-хаус. Философские, с глубоким смыслом. Это была его душа, записанная на плёнку. И эти фильмы… дайте мне сил не сойти с ума!
С пульсирующим яркими вспышками сердцем, с горячим пятном в затылке, со всеми обострёнными чувствами, оставив бесполезное в этом путешествии тело, я шла и шла за ним, ощущая почти невыносимое чувство сопричастности, понимая и разделяя.
Как точно его идеи отражают то, что является частью меня самой. Я была не просто согласна с каждой репликой, мне казалось, я написала и сняла это сама. Нет, я не смогла бы выражаться так остро и так глубоко, мне элементарно не хватало опыта в детальной рефлексии, но его работы будто подсказывали мне истину обо мне самой, раскрывали мне меня и раскрывали
Я ошибалась, думая, что его внешность – это самое красивое, что только встречалось мне в жизни. Самое красивое в себе, то, что обычно невозможно увидеть глазами, он каким-то мистическим способом изливал наружу, самовыражался в своих работах. И пусть в этих фильмах он оставался вне зоны видимости, его душа чувствовалась в каждом кадре, в каждой сказанной реплике и в каждом чужом взгляде. И это было прекрасно настолько, что у меня просто дух захватывало.
Мне хотелось сливаться с этой красотой, пропускать её сквозь свою кровь и свои кости, делать частью себя. И я страдала от того, что не могла её каким-то образом потрогать, прочувствовать её не только фибрами своей души, но и рецепторами. Прижаться к ней всем телом, кожей, губами, взять в руки, вдохнуть её запах. Может, не будь я кинестетиком, эта невозможность мучила бы меня меньше, но я была и искала пути. И путь был все тот же – Рональд. Внутри него заключалась вся эта какая-то неземная, тонкая, возвышенная красота, и если я и могла хоть как-то потрогать её, то только через него.
Во мне рождались, множились, набирали силу самые разные чувства и эмоции. Они кипели и бурлили где-то внутри, выстреливали в голову яркими, мучительно живыми картинками.
Поразительно, как со временем трансформируются наши желания, и из всей этой мешанины нагромоздившихся образов – обнять за плечи, почувствовать, прижаться, опускаться всё ниже, исследуя языком и губами кожу на теле, поехать в горы, впиться ногтями ему в бедра, лизнуть улыбающуюся ямочку на тёплой щеке, укрыть одеялом, до крови искусать, измучить поцелуями, станцевать танго, принести кофе в постель, наблюдать рассвет где-нибудь на Огненной земле, держать за руку, – как из всей этой кучи несбыточного выкристаллизовывается всего лишь одно мучительное желание – увидеть. Просто посмотреть, убедиться, что он есть и он настоящий, не просто образ, застрявший в голове и в воспалённом воображении, но человек. Как он ходит? Как улыбается? Как поправляет непослушные волосы? Неужели его глаза настолько же удивительны и в жизни? И кожа – какая она? Чуть шероховатая или гладкая, ровная? Может, удастся услышать его голос, его запах?
И к тому же оставалась призрачная надежда, что он не совсем такой, каким я представляла его себе. Что, если он не совпадёт с границами своего точного шаблона, придуманного мной? Не сольётся один в один с воображаемым мной образом? Не дотянет? Не подтвердит? И тем самым успокоит и отпустит…
Где же мне достать его в его земном воплощении? Где настигнуть, подкараулить? Пробраться на съемочную площадку или сразу в дом? Но я и понятия не имела ни о том, где мистер Шелтон сейчас снимается, ни о том, где сейчас живёт и появляется ли дома вообще. К тому же все эти истории с вторжением в неусыпно охраняемую частную собственность хороши только для голливудских блокбастеров, у нас же здесь реальная жизнь, с реальными возможностями. И ещё. Я не хотела бы слишком выделяться, не хотела бы столкнуться с ним нос к носу так, чтобы он запомнил меня. Это ведь всего лишь разведка, так? Оставалось одно – какое-то массовое мероприятие, где бы он появился перед публикой во всей красе – один напротив целой толпы, среди которой буду и я. Идеально.
Воодушевившись своим замечательным планом, я обратилась к Макбуку Всезнающему и уже через минуту наткнулась на то, от чего волнение запульсировало у меня в ушах. Новость была примерно следующего содержания:
«Через неделю в Лондоне состоится премьера нового фильма с Рональдом Шелтоном. На красную дорожку перед кинотеатром BFI MAX выйдут актёры и актрисы, сыгравшие главные роли, а также режиссёр, продюсер, члены съёмочной группы и гости – специально приглашённые звезды».
Не успев дочитать текст до конца и найдя подтверждение этой новости в другом источнике, я схватилась за телефон.