Screenplay 2. Зачарованная
Шрифт:
– Будешь сидеть напротив и следить за тем, чтобы там тоже было светло.
– Где там? – разозлился он наконец.
– За моей спиной.
– Но там и так достаточно света, говорю же!
– А я говорю, что это только потому, что ты туда смотришь! Неужели так трудно понять?!
Антон рассеянно похлопал глазами, мотнул головой.
– Вообще-то да, трудно.
– Понимаешь, всё существует, только когда мы на это смотрим, а когда не смотрим, ничего этого просто нет.
– Как это нет?
– Вот так. Очень просто. Нет. Я боюсь даже закрывать глаза. Мне страшно оттого, что может быть… Там.
– Где
– Ну… вокруг, – я обвела глазами холл. – Что может появляться на месте той реальности, которую я не наблюдаю.
Антон расстегнул пуговицу на воротнике. Недобрый знак – бесится.
– Какой ещё реальности? – спросил он, призывая себя к спокойствию.
– Ну, например, что сейчас на месте моей спальни? Или за моей спиной. Что там прямо сейчас, когда я этого не вижу?
– За твоей спиной колонны, а дальше лестница, – бросил он с хмурым недоумением.
– Да, но оно всё там только потому, что ты на это смотришь, если мы оба отвернёмся, всё исчезнет.
– И куда оно, мать твою, исчезнет?
– Я не знаю, Антон, – покачала я головой, чуть не плача. – И никто не знает! Это-то и приводит меня в ужас! Учёные говорят…
– Всё ясно, – махнул он, расслабившись. – Опять ботанила? Не надоело ерундой заниматься?
– Да какая ерунда, Антон! Ты только послушай! Есть такой специальный опыт Юнга, и это самый знаменитый опыт. Физики проводят его чаще остальных, потому что у него такие ошеломляющие результаты, что всем хочется посмотреть на них своими глазами. Он очень простой! Смотри: имеется лазер, ширма с двумя параллельными прорезями и проекционный экран, в который ударяются выпущенные из лазера электроны…
– Лизавета. Умоляю тебя, ты опять за своё?
– Ладно. Буду разговаривать на понятном тебе языке. Представь, что ты достал свой пистолет и собираешься немного пострелять по мишени, совсем как на том стрельбище, на которое ты меня возил, помнишь?
– Помню.
– Сколько отверстий может оставить одна пуля?
– Одно.
– Правильно. Но что, если каждая пуля начнёт оставлять по два отверстия?
– С чего вдруг?
– А с того вдруг, что ей, мать её, так захотелось! Ты стреляешь и стреляешь, а отверстий намного больше, чем нужно. Удивительно, правда? Целишься в яблочко, выстреливаешь, в полёте пуля раздваивается, попадает справа и слева от центра мишени. Вот бы ты бесился, наверное!
– Да перестань, не может такого быть!
– Может! В том случае, если при выстреле ты моргаешь или зажмуриваешься! Если заставляешь себя держать глаза открытыми, то всё нормально. Как тебе такой расклад?
– Бред.
– Вот именно! Поздравляю. Ты только что представил себя на месте учёных, которые тоже стреляют, правда не пулями по мишени, а электронами по проекционному экрану. Вообрази их удивление, когда частицы вдруг начинают раздваиваться и сами себя клонировать. Это можно объяснить только тем, что они начинают вести себя, как волны. Но отдельные частицы не могут обладать свойствами волны! Это же частицы!
– Ну, может, это и странно, но что в этом такого страшного?
– Страшно то, что никто не знает, почему это происходит! Когда учёные захотели разобраться в этой чертовщине и пронаблюдать непосредственно за моментом прохождения частиц сквозь прорези, произошло ещё кое-что… И это кое-что пугает меня больше
– И что? – нахмурился он.
– Ну как что, Антон? Мне кажется, даже ты бы испугался, если б до конца понимал, о чём я говорю! Нет никакой материи! Всё это ненастоящее! Всё это – не колонны, не диван, не камин! Всё это дурацкие волны! И только!
– Да успокойся ты, чего кричать-то?
– Смотришь на объект – видишь частицу, не смотришь – он тут же превращается в волну! Стоит тебе отвернуться – всё! Предметов больше нет! Они рассыпаются, растворяются, рассеиваются… Не знаю, как ещё сказать. И ты уже не знаешь, что там! А вдруг там что-то страшное? Какая-то тёмная пустота? Она прямо за твоей спиной, прямо сейчас, и она всегда там! Но сама реальность не позволит тебе увидеть это, она это от тебя прячет! Вот что меня пугает! Я просто не знаю, что находится в том месте, на которое я не смотрю прямо сейчас! Я боюсь темноты, да! И я не представляю, как мне жить дальше, зная, что темнота везде, она меня просто окружает и перестаёт быть темнотой только на том маленьком участке, на который я смотрю прямо сейчас. И стоит мне отвернуться…
– Почему ты думаешь, что там именно темнота?
– Да что угодно! – подскочила я, не в силах усидеть на месте. – Меня пугает, что она умная и знает, когда я за ней наблюдаю, а когда нет. Она играет со мной, она меня обманывает, водит за нос…
– Лизавета, – перебил он меня, – я тебе документы отправлял дней пять назад. Ты их посмотрела?
Под руку мне подвернулась диванная подушка, и я в бешенстве запустила ею в него.
– Откуда эти мельчайшие строительные блоки материи, – кричала я, – эти элементарные частицы, элементарнее которых и быть ничего не может, откуда они могут знать, как они могут определить, что за ними ведётся наблюдение, и мгновенно меняют свою природу?! Какого черта они раздваиваются?!
– Ты не могла бы тоже раздвоиться, пожалуйста, чтобы пока одна ты занимаешься ерундой, другая ты занималась бы делами?
– Антон, ты в своём уме? – зашипела я. – Какие документы?! Я же не фантастику пересказываю, это же наша реальность, то, среди чего ты живёшь! И я тоже! И как мне теперь жить, зная, что всё это ненастоящее?
– Да, это очень интересно, но ты лучше успокойся, пожалуйста. Давай съездим поужинать, раз уж я здесь. Заодно и расскажешь про свой этот дуализм э-э-э… корпусный.
– Корпускулярный. Ты что, издеваешься? Я же говорю, мне страшно, не до еды совершенно!
– Слушай-ка, может, оно всё тут, конечно, волнами нереально, но жрать хочется прям корпускулярно! Ты меня как раз от ужина оторвала, только заказ успел сделать. Давай собирайся.
Вдруг неожиданная мысль ворвалась мне в голову, и хотя до этого я в бешенстве ходила взад-вперёд, от этой догадки я снова опустилась на диван.
– А знаешь, что самое страшное, Антон? – спросила я внезапно севшим голосом.