Сделка с дьяволом
Шрифт:
— Нет, она родилась в Амстердаме. Наша мама практически протащила нас по всей Европе.
— Чем она занималась?
Я пожимаю плечами.
— Чем она не занималась? Если бы ты спросил её, она бы сказала, что она танцовщица бурлеска, но обычно она просто раздевалась и работала в пип-шоу (прим. пер. Пип-шоу — заведение, в котором посетитель за монету (жетон), опущенную в автомат, может из кабины посмотреть в окошечко на раздетую женщину) и везде, чтобы мы могли оплачивать счета. Она научила меня, как обчищать карманы, когда мне было восемь лет,
— Когда заходил Голиаф, в твоей квартире была не твоя мать. — Это утверждение, а не вопрос.
— Почему ты так подумал?
— Потому что ты не выглядишь так, словно испытываешь большое уважение к женщине, которая, как ты рассказала, таскала тебя по Европе.
— Аланна наша приёмная мама. Она нашла нас, когда мне было шестнадцать, а Саммер восемь. Она не хотела оставлять нас в покое, пока я не позволила ей накормить нас.
— Думаю, что она мне понравится, — говорит он, посмеиваясь, и, полагаю, ссылается на тот факт, что он всегда тоже пытается меня накормить. — Что случилось с твоей биологической матерью?
Я тянусь к другому куску хлеба, хотя и знаю, что он отложится прямо в мою талию.
— Не знаю. Она бросила нас однажды ночью, через несколько месяцев после того, как мы приехали на Ибицу, и больше не возвращалась.
— Когда тебе было шестнадцать? — спрашивает он и выпивает ещё апельсинового сока.
— Пятнадцать, почти шестнадцать. Мы прожили около шести месяцев самостоятельно, а затем появилась Аланна. — Я тянусь за кувшином и наливаю себе сок в стакан. Я делаю глоток, и он такой же сладкий и свежий, как я надеялась.
— Нелёгкая жизнь для ребёнка, особенно, когда пытаешься заботиться о сестре.
— Я сделала всё возможное. Я обчищала карманы. Научилась играть в карты. Потом появилась Аланна. — Я поставила стакан и махнула рукой в сторону интерьера салона. — Мне кажется, несмотря на всё это, тебе тоже было не просто в детстве, не так ли? Вот почему ты такой упёртый.
Он кусает яичницу и тост, но не отвечает на мой вопрос. Я чувствую, что права.
Неважно, это не имеет значения. Только одна вещь важна.
— Что ты нашёл о Саммер?
Мужчина запивает еду остатками апельсинового сока и тянется за кувшином, чтобы наполнить свой стакан и мой.
— Твоя сестра влипла в адский беспорядок.
— Я знаю. Поверь мне, я знаю.
— Для неё это в порядке вещей?
Моя рука замирает, когда я тянусь за своим апельсиновым соком. Я смотрю на нечитаемое выражение лица Форджа.
— Это имеет значение?
— Имеет. Если она постоянно ожидает, что её старшая сестра спасёт её от неприятностей, — отвечает он, прежде чем поднести салфетку к губам.
— Она — моя единственная семья, Фордж. Я всегда буду делать всё возможное, чтобы помочь ей.
Он опускает свою салфетку и опирается локтями на стол.
— Даже продать
Я глотаю комок в горле.
— Если потребуется.
Что-то мерцает в его тёмном взгляде, но я не могу его прочитать.
— Хорошо. Тогда у тебя не возникнет проблем согласиться с моим предложением.
— Каким предложением?
Он встаёт.
— Я иду в душ и надеюсь, что ты съешь немного белка. У тебя впереди напряжённый день.
— Что ты имешь в виду под напряжённым днём?
Но он уже выходит из комнаты, и полотенце хлопает по его икрам… пока не соскальзывает вниз, обнажив загорелую мускулистую задницу, от которой ты можешь отскочить на четверть квартала.
Господи Иисусе.
Жизнь так не справедлива.
Глава 27
Фордж
Я обхватываю кулаком свой член, другой рукой опираясь на стену гостевого душа. Я не дрочил дважды за двадцать четыре часа с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать чёртовых лет. Но дайте мне женщину с острым язычком и дерзким поведением в помятом красном платье после ночи, и я твёрже стальной балки.
Она хочет, чтобы я выпустил Кракена? Она может получить его в любое время, когда захочет.
Мой смех раздаётся эхом в душе. Я на мгновение прекращаю то, что делаю, чтобы прислонить голову к плитке.
Когда в последний раз кому-то удавалось меня так рассмешить? У меня нет ответа на этот вопрос, но как только её лицо всплывает в моей голове, я кончаю в рекордные сроки, стреляя разрядкой в канализацию.
В следующий раз я кончу прямо ей в горло.
Я обещаю самому себе, но также знаю, что чёрта с два я возьму то, что она сама не предложит. И после сегодняшнего дня… есть большая вероятность, что Индия Баптист захочет мою голову, насаженную на копьё.
Она с этим справится. Рано или поздно.
Средство для достижения цели. Только это имеет значение.
Я счищаю соль со своей кожи и думаю о том, как она пошла за спасательным буйком, предполагая, что я тону в океане. Когда в последний раз кто-то действительно беспокоился о моей безопасности, когда я не платил им за это деньги?
Никто со времён Исаака.
Вся лёгкость исчезает из моей головы, когда я напоминаю себе, почему мы покинули Монако — потому что де Вир всё ещё был там. Я не мог рисковать тем, что он собирется предпринять последний великий шаг, попытаясь добраться до девушки.
Нет, я не думаю, что де Вир способен на великие жесты, но он способен заебать мою жизнь до неузнаваемости, что он уже сделал однажды. Я не предоставлю ему возможности сделать это снова.
Я одеваюсь в шорты цвета хаки и расстёгнутую белую льняную рубашку, которые Дорси принесла из моей каюты. Когда я возвращаюсь в салон, там пусто.
Я нажимаю кнопку на панели внутренней связи, чтобы связаться с Дорси. Она отвечает сразу же.
— Где она?
— Переодевается, сэр. Я сопровожу её обратно к вам, как только она закончит.