Сделка
Шрифт:
А может, спокойствие сохраняла сладкая приманка?
Ребята из сухопутных войск были богаты плитками шоколада "Херши". А у нас, морских пехотинцев, было полно сувенирчиков. Обмен был интенсивным и распространялся быстро, как огонь. Шоколадки, конфеты и карамельки хорошо шли за мечи самураев, боевые флаги и шлемы узкоглазых. В сухопутных войсках было полно сигар и сигарет, и я выменял боевое знамя с восходящим солнцем на пару блоков "Честерфильда" и кварту виски.
– Ты можешь что-нибудь посоветовать тем, кто
– Ты когда-нибудь слышал выражение "следи за своей задницей"?
– Конечно.
– Так вот: в боевых условиях оно приобретает особое значение. Послушай, япошки знают, что мы не гадим там, где едим. Мы не любим ср... и мочиться в своих окопах или около них. Так вот, на рассвете, когда ты вылезешь из своей норы и станешь подыскивать кустики, чтобы облегчиться, старайся пригибаться. Снайперы так и ждут этого момента. Это самое опасное время.
– Спасибо.
– Не за что, сынок.
– Послушай, м-м-м, а ты себя хорошо чувствуешь?
– Как нельзя лучше. Я в прекрасном состоянии.
– Хорошо, - сказал он, нервно улыбаясь. И пошел своей дорогой.
Но я не был в прекрасном состоянии. Я весь пожелтел от таблеток атабрина, несмотря на которые у меня началась лихорадка. Ясное дело, это была чертова малярия.
– Сходи в медпункт, - предложил мне Барни.
– Да я уже сходил, - ответил я.
– И что?
– У меня только сто один градус. И я могу ходить.
– Так значит, ты пойдешь на линию обороны вместе с остальными?
– Наверное.
Я правильно предполагал. К вечеру мы уже шли мимо местной деревушки Кукум к доку, который мы там выстроили. Недавно через реку Матаникау перебросили понтонный мост. Несколько аборигенов рассматривали нас. Это были темнокожие люди в набедренных повязках и отдельных частях нашей формы. Их лица были татуированы, уши проколоты и разукрашены орнаментом, курчавые волосы, длиной дюймов в восемь, стояли дыбом и были подкрашены в рыжеватый цвет, как мне сказали, соком лимонов. В Руках они держали японское оружие: ножи, штыки, ружья. Некоторые из них помахали мне - я ответил им на приветствие. Они были на пашей стороне.
Рядом, на песчаном островке, как суровое напоминание о врагах, прятавшихся на западном берегу реки, лежали обуглившиеся или затопленные обломки японских танков. Они застыли в колее и были похожи на огромных вымерших животных. Раздувшийся труп японского солдата плавал на поверхности воды, когда мы проходили по понтонному мосту.
– Это один из племени Тохо, которому повезло, - прокомментировал командир, кивнув на труп. Командиром был капитан О. К, ле Бланк. Мы его любили, но он был упрямой сволочью.
Мы пробирались через влажные, поганые джунгли. Пройдя несколько сот ярдов, мы окопались на ночь. Вот уж удовольствие было рыть окопы, продираясь сквозь корни маленьких деревьев и глубоко вросших в землю сорняков и кустов! Я думал лишь о том, как было бы чудесно вернуться домой, в Чикаго.
Барни жаловался на свое колено: у него еще раньше разыгрался артрит, а эта промокшая, долбаная яма была плохим лекарством. Ему пришлось копать с неперевязанной ногой, и от этого она заболела. Я сказал, чтобы он не беспокоился: в случае чего я смогу понести его к тому месту, где еще надо будет рыть землю.
– Дьявол, - сказал он, - ты сам-то едва жив. У тебя, наверное, от лихорадки уже подскочила температура до ста трех градусов.
– Да ты сам бредишь, - сказал я.
– Смотри на вещи проще. Я сам все раскопаю.
На следующее утро, после того как мы позавтракали холодным пайком, командир собрал весь взвод и спросил, есть ли добровольцы, чтобы идти в разведку. Задачей дозора было обнаружить позиции япошек для полка сухопутных войск, которые должны были вот-вот подойти и взять местность под свой контроль.
Надо сказать об одной вещи. Правилом номер один для всего корпуса морской пехоты было: никогда не вызываться добровольцем.
Барни вызвался.
– Ты чертов козел, - прошептал я ему.
– Отлично, рядовой Геллер, - сказал командир. Я уже никогда не узнаю, то ли он услышал мои слова, то ли неправильно меня понял.
Как бы то ни было, его "отлично" означало, что я тоже отправляюсь в этот гребаный дозор.
В отряд также вошли д'Анджело, крупный докер из Фриско по прозвищу Толстый Уоткинс, невысокий парнишка из Денвера по имени Фремонт и Уйти мальчик из Джерси. Оба они попали сюда из университетов. Был еще один большой индеец - Монок. Я не знаю, откуда он и где жил до войны.
И вот мы семеро отправились в дневную тьму джунглей.
Мы не ползли, но шли пригнувшись. Пригнувшись так низко, что жуки и скорпионы могли заползать в нашу одежду, а трава кунаи могла резать нас. Ветки лиан с гадкими маленькими шипами, напоминавшими крючки для ловли рыбы, так и тянулись, чтобы зацепить нас. Было просто невозможно продвигаться тихо сквозь всю эту буйную растительность, а я к тому же постоянно думал о предупреждении ребят из Первого о проволоке, зная, что каждый шаг может оказаться последним.
– Эй, Росс!
– окликнул д'Анджело шепотом.
– Эти поганцы в самом деле рядом.
Мы все посмотрели на него: красивый итальянец с Юга нагнулся и поднял какашку. Он держал ее в своей ладони так, как будто его рука была сдобной булочкой, а на ней лежала сосиска.
– Она все еще теплая, - очень серьезно произнес он.
Мы с Барни обменялись взглядом, подумав о том, сколько времени этот парень провел на Острове.
Потом, когда мы снова пошли вперед, д'Анджело сказал, ища себе поддержки: