Сделка
Шрифт:
– Почему ты не поцеловал меня?
– спросила Салли.
И я обнял ее.
Она была такой чудесной в моих объятиях. Впрочем, думаю, Салли была чудесной где угодно.
Это было так давно. И сейчас мимолетный поцелуй сначала напомнил нам, как хорошо мы знали друг друга раньше. И прежде чем наше объятие прервалось, мы вспомнили, как давно это было, какими мы были неловкими. Мы сидели друг против друга тогда и не знали, что сказать.
Я заговорил первым.
– Что, черт
– Ты такой любезный собеседник. Геллер.
– Я известен как дамский угодник. Замечательно снова тебя видеть. Это великолепно. Это ясно без слов.
– Нет, не ясно. Скажи еще раз.
– Замечательно снова тебя видеть. Великолепно.
– Вот так-то лучше, - она приподнялась и снова поцеловала меня нежно, но быстро. Но это было очень приятно.
– Прошло больше пяти лет, Элен. Ее улыбка вдруг стала грустной.
– Наверное, - сказала она.
– Потому что это было еще тогда, когда все называли меня Элен.
Ее настоящее имя было Элен Бек, когда я познакомился с ней в тридцать четвертом. Она наняла меня, чтобы проверить своего поклонника. Я привык называть ее настоящим именем, по крайней мере, иногда. Например, в постели.
Она засмеялась. Хотя в этом не было ничего смешного.
– Даже моя мать называет меня теперь Салли.
– Конечно, ты же известная девушка.
– Я уже больше не девушка.
– Хватит меня дурачить.
– Я женщина, которой за тридцать, Геллер. Только не спрашивай, сколько именно за тридцать.
– Ну да, ты уже старая развалина.
Ее губы изогнулись в улыбке.
– Прекрати. Я... хорошо сохранилась, это моя работа. Но я чувствую себя постаревшей.
– Думаю, не только ты.
Она не выглядела моложе, во всяком случае, вблизи. Я уверен, что соответствующий грим и освещение делали свое дело: на сцене она все еще была Салли Рэнд, которая стала звездой Всемирной чикагской выставки в тридцать третьем (танец с веерами) и в тридцать четвертом (танец с шарами). Она все еще привлекала к себе внимание, хотя некоторое время не выступала в Чикаго.
Так или иначе, Салли не выглядела моложе. Она была очаровательной женщиной, скажем, тридцати пяти лет, которая и выглядит на тридцать пять. По сути дела, одна из странностей, произошедших со мной, когда мне перевалило за тридцать, заключалась в том, что женщины моего возраста казались мне куда более привлекательными, чем молоденькие кокетки.
– Почему у тебя пистолет?
– спросила она заинтересованно, кивнув на пистолет, который полеживал на моем стуле.
– Это длинная история, - ответил я.
– Я люблю длинные истории.
Я рассказал ей об О'Харе. Не то, что Стенджу: ей я выложил все. Лето, которое мы провели вместе, было нелегким: тогда я на свою беду по самую задницу впутался в дело Диллинджера, и она видела все мои неприятности, во всяком случае, их последствия, приняла все это к сведению. Салли была хорошей хозяйкой, прекрасно готовила и имела отличную интуицию. Она смогла мне помочь вычислить некоторые вещи. Но еще я выяснил, что она была более находчивой, чем я. Очевидно, до сих пор.
– Фрэнк Нитти, - проговорила она, покачав головой.
– После стольких лет! Ты говорил мне, что собираешься порвать с ним раз и навсегда.
Я пожал плечами.
– Это его город. Занимаясь своим делом, мне придется время от времени вмешиваться в его дела.
– Но на этот раз он вмешался в твои.
– Ты мне будешь это говорить? Однажды он сказал мне, что он у меня в долгу. Может, он забыл свой долг. А возможно, он подумал, что я прощаю ему его, не требуя оплаты.
Ее огромные глаза сузились.
– Так ты подумал, что Нитти послал кого-то сюда, в отель, в твой номер, чтобы... Я еще раз пожал плечами.
– Это вполне могло случиться.
– Но почему?
– спросила она возмущенно.
– Почему ты решил, что это возможно?
– Я провел с О'Харой последние минуты его жизни. Они могут подумать, что он рассказал мне что-нибудь опасное для них, что-нибудь, о чем я могу сообщить полиции или в газеты.
– Но ты ведь уже говорил с капитаном Стенджем? И ничего не рассказал ему!
– Да. Туббо Гилберт увидит отчет Стенджа и сообщит Компании, что я либо ничего не знаю, либо предпочитаю помалкивать. А из утренних газет они узнают, что я не делал никаких заявлений в печати. Так что если мне удастся продержаться эту ночь, со мной, возможно, все будет в порядке.
Салли взяла меня под руку и села очень близко ко мне.
– А мы просто останемся вдвоем в этой маленькой уютной квартирке лишь ты и я. Ты уже поужинал?
– Нет.
– Я уже проверила твой холодильник. У тебя
есть только яйца, пиво и полбуханки хлеба. Здесь есть какая-нибудь ночная лавка, чтобы я могла незаметно выскользнуть и...
– Знаешь, Элен, чего бы я хотел? Помнишь, какие завтраки ты мне готовила? Никто не умеет приготовить омлет вкуснее, чем Салли Рэнд.
– Ты прав. Конечно, это не совсем то, чем я знаменита, но ты прав.
Вскоре Салли подала на стол большую пышную яичницу: половину она положила мне, половину - себе, причем моя половина оказалась большей. Она поджарила хлеб и даже умудрилась выкопать откуда-то немного масла. Мы попивали пиво из стаканов. Это было прекрасно.