Сдержать свое слово
Шрифт:
«Сейчас скажет какую-нибудь гадость», — тут же подумала я.
— Мои мальчишки проделали кропотливую работу, — продолжал Жига, переливая сахарный сироп голосовыми связками. — Они проверили все лаборатории города, в которых исследуют анализы больных с венерическими заболеваниями. А также заглянули во все анонимные центры, где стоят на учете больные СПИДом. Ни в тех, ни в других списках ты, Танюша, не значишься.
От такой неожиданности я грохнулась в кресло и принялась хватать ртом воздух, не зная, что ответить. Да уж, моя судьба щедра на крутые повороты. Однако я не привыкла жаловаться.
— Я мог бы на тебя обидеться. Не люблю, когда мне так нагло врут. Но так и быть, ослепленный чувствами, я тебя прощаю. Сегодня вечером мои ребята заедут за тобой и отвезут в один из ресторанов города. Я буду тебя там ждать. Желаю видеть на тебе суперсексуальное открытое платье. И не забудь: я не люблю неприятных неожиданностей.
В трубке раздались короткие гудки, и я оторопело уставилась на свое отражение в зеркале открытого бара. Так вот кто тот мужчина, который меня добивается! Вот на кого указали карты! Допрыгалась. «Ослепленный чувством»… Надо же, какая поэзия… Шекспир отдыхает!
Залетев в кухню и уцепив большое стеклянное блюдо, стоявшее на холодильнике, я, обуреваемая отрицательной энергией, которая буквально придавила меня своим грузом, грохнула его об пол. Жаль, конечно, посуду, а также пожилую семейную пару, жившую подо мной, но зато мне явно полегчало. Массивное блюдо раскололось на две половины, и я, в злобном порыве, решила не останавливаться. С бешеной энергией колотя осколки блюда, я умудрилась даже напевать под нос песню героини одного мультфильма, в котором она так же беспощадно расправлялась с посудой: «А я не хочу, не хочу по расчету; а я по любви, по любви хочу…» Мое безумство остановил звонок в дверь.
— Танечка, что случилось? — Испуганное лицо соседки снизу в недоумении зафиксировалось на моих чересчур румяных щеках.
— Блюдо на пол упало, — ответила я, глядя сквозь старушку. — И так шестнадцать раз…
— Может, врача вызвать? — оценив мое состояние, предложила она.
— А если я здорова, кто в этом случае мне сможет помочь? — задала я бабуле непростой вопрос.
Она еще больше распахнула испуганные глаза, и по ним я увидела — меня уже поставили в один ряд с несчастными, у которых помутился рассудок.
— Правильно, — ответила я за нее. — Только я сама смогу себе помочь. Спасибо за участие.
И я довольно невежливо захлопнула дверь перед носом соседки.
Упав в кресло, я заставила себя приступить к продуктивному детализированному анализу ситуации. Неужели нет никакого выхода и мне придется теперь ублажать этого жирного борова? От одной только мысли об этом на меня накатил приступ дурноты. Нет, каков, а? Додуматься проверить все клиники города, это ж надо! Всерьез запал на меня ростовщик, если пошел на такое. Эх, Жига, твои бы усилия да на созидание…
Тщательно взвесив каждую идею, пришедшую мне в голову, я подвела итог. Что ж, Жига, я согласна играть по твоим правилам и на твоей территории. Только не уверена, что конечный счет будет в твою пользу.
Когда вечером знакомый уже мне детина по имени Лешик позвонил в дверь, я предстала перед ним во всем своем блеске. От удивления его нижняя челюсть выдвинулась вперед, а глаза медленно заскользили
Прежде чем накинуть классического покроя черное пальто, я оглядела себя напоследок в высоком зеркале, висевшем в прихожей. Действительно, впечатляющее действие.
Длинные пепельные волосы уложены в замысловатую прическу, составленную из переплетающихся прядей. Убранные наверх, они выгодно демонстрировали мою лебединую шею. Макияж был наложен мной с расчетом вычленить из своей натуры женщину-вамп, которая где-то глубоко сидела во мне. Густо накрашенные ресницы, черные стрелки, ярко-алые губы. В ушах — бриллиантовые сережки, игриво переливающиеся на свету. Короткое декольтированное платье черного цвета, плюс черные узорчатые колготки, плюс черные туфли с узким носом на двенадцатисантиметровом каблуке — все это составляло сейчас мой облик. У Тани Ивановой траур. Я с удовольствием повесила бы на плечо траурную ленту. Разумеется, не на свое — на Жигино. Чтобы не возбуждать ненужных подозрений, я предпочла не брать сумку, а идти на встречу с пустыми руками.
Лешик не выдавил из себя ни слова. Ограниченный лексикон и так не позволял ему свободно манипулировать словами, теперь же, ошарашенный, он тем более не знал, что сказать. А может быть, шеф запретил ему открывать рот? Впрочем, мне-то какая разница…
У подъезда нас ждал все тот же черный джип. Ну точно — траурная процессия, не иначе! Усаживаясь на заднее сиденье, я даже вспомнила страшилку из детства: в одном черном-черном городе, на одной черной-черной улице… За рулем сидел водитель, а Лешик приземлил свою внушительную фигуру со мною рядом. До ресторана «Тройка» мы доехали очень быстро, обгоняя по дороге самых лихих «наездников». Мой конвой проводил меня к столику, за которым восседал пыхтевший в предвкушении удовольствий Жига, и удалился. Ненавистный мне ростовщик был очень доволен, увидев меня в платье того типа, который заказывал.
— Ты должна в срочном порядке освободиться от всех брюк и джинсов, имеющихся в твоем гардеробе. Они уродуют твою красивую фигуру, — приказал он мне, пристально глядя в глаза, когда я села напротив него. Очень скоро взгляда моих бездонных зеленых глаз ему оказалось мало, и он, порабощенный плотскими желаниями, так же, как и его телохранитель, уставился на вырез моего платья.
Я заставила себя расслабиться и улыбнуться. На столе в изобилии были расставлены тарелки с экзотическими блюдами, вина и коньяки. Не дождавшись меня, Жига уже набивал свой необъятный живот всякой снедью.
— Надеюсь, мне тоже можно поесть? — задала я вопрос и в то же время, особо не интересуясь ответом, начала накладывать себе в тарелку устрицы, а затем взяла со стола специальный прибор.
— Разумеется, радость моя, — милостиво разрешил Жига. И, так как сам он ковырял устриц обычной вилкой, уставился на меня, анализируя мой профессиональный подход к поеданию морских моллюсков. Пока я расправлялась с содержимым тарелки, он налил мне вина под ласкающим слух названием «Клико» и заявил: — Если ты сейчас скажешь, что у тебя больная печень, — учти, я не поверю.