Сдвиг по фазе
Шрифт:
— Ага, понятно. Ты хочешь прикрыть свою задвину.
— Я всего лишь говорю, что вам необходимо обратиться к врачу.
— А я тебе говорю, что к врачу не пойду. Слушай, а почему бы нам не обставить так, будто я спрашиваю для кореша?
— Можно попробовать.
— Отлично. Так расскажешь, что там у тебя стряслось?
Навряд ли двоих других посетителей хоть сколько-то волнуют мои проблемы, и все же я подаюсь вперед и излагаю ситуацию вполголоса.
— Такие вот дела, — оканчиваю
— В полицию не обращался?
— Пока нет. Вы говорили, что занимаетесь разрешением проблем, и мне интересно, как бы вы разрешили мою, в общих чертах.
— Как, еще раз, того чувака зовут? Который угрожает.
— Фрейзер Кингсленд.
— Имя мне ничего не говорит. А что тебе известно о нем?
— Да почти ничего.
— Черт, док! Какой-то хрен угрожает тебе и твоей жене, а ты даже не почесался что-либо о нем разнюхать?
— Хм, нет…
— Можешь посмотреть по своему мобильнику? Погуглить, или как там?
— Мочь-то могу, да что толку.
— Да потому что нужно знать, с кем имеешь дело. Может, это серьезный игрок, а может, вообще никто и ты паришься из-за ерунды.
— Что ж, верно.
Достаю телефон и гуглю Фрейзера Кингсленда. Первые результаты весьма расплывчатые, и я пытаюсь уточнить запрос. И снова ничего — ни аккаунтов в соцсетях, ни заметок в новостях, ни данных о родословной.
— Хм, странно.
— Что там?
— Имя Фрейзер Кингсленд нигде не встречается.
— А что, это так необычно?
— Крайне необычно. Если загуглить любое имя, почти наверняка что-то всплывет.
Я спрашиваю у Клемента его фамилию, чтобы продемонстрировать на его примере.
— У меня ее нет.
— Как это можно не иметь фамилии?
— Мы вроде говорим об этом Кингсленде? Что такого необычного, что его нигде нет?
Поняв бесполезность расспросов, набираю собственное имя и показываю собеседнику телефон:
— Вот, посмотрите: для имени Дэвид Нанн тысячи результатов. Какое имя ни набери, «Гугл» обязательно что-то выдаст.
— Кроме интересующего нас мужика. Значит, здесь тупик.
— Получается, так.
— Как он выглядит?
Насколько могу, описываю Кингсленда.
— Говоришь, средних лет?
— Да. Кстати, он обмолвился, что купил свою первую сигару в восемнадцать лет, и что это было тридцать лет назад. Следовательно, сейчас ему уже под пятьдесят.
— Могу поспрашивать, да только контакты у меня уже не те, что раньше.
— Не те, что раньше?
— Большинство прежних пускают слюни в доме престарелых или же померли.
— Ясно. Тогда пока будем считать угрозы Фрейзера Кингсленда реальными.
— Почему же ты тогда не накатаешь
— По двум причинам. Во-первых, он красочно обрисовал последствия подобного шага, а во-вторых, меня смущает, что сказал Камерон Гейл.
— Что именно?
— У Кингсленда будто бы есть знакомые в полиции.
— Продажные копы?
— Или так, или просто приятели, которые могут его предупредить.
— Один хрен. Но по-любому мне не представляется разумным стучать на чувака, пока не выяснишь, с кем имеешь дело.
— Так я и не стучу.
Клемент откидывается на спинку кресла и принимается поглаживать лапищей усы, погрузившись в обдумывание моей проблемы.
— Похоже, док, тебе только и остается, что найти паренька.
— Да как же мне его найти? Я всего лишь психотерапевт, а не частный детектив.
— К этому я и клоню. Я помогу тебе отыскать его.
— Без обид, но на основании чего вы решили, будто подобное вам по силам?
— На основании личного опыта.
— Вот как? И какого же?
— За последние четыре года я помог нескольким людям выбраться из серьезных передряг. По сравнению с которыми отыскать недозрелого недоумка — плевое дело.
— Камерон Гейл отнюдь не недоумок. Он изучает химию в Оксфорде… Во всяком случае, изучал.
— Да мне плевать, хоть химию в Оксфорде, хоть плотницкое дело в Вандсворте. Если он существует, мы его найдем.
— Мы?
— Ага, мы.
Великан буравит меня взглядом, как и в вечер нашего знакомства.
— Сдается мне, док, мы займемся этим вместе, и попутно ты и мне поможешь. Навряд ли у тебя получится разобраться с моим дерьмом за чашкой чая.
— Пока не будем заострять внимание на «мы». Так в чем суть вашего дерьма, как вы выразительно называете свое состояние?
— Дерьма моего кореша? — подмигивает Клемент.
— Ах да. Вашего кореша.
Усы снова удостаиваются пары неспешных поглаживаний.
— Ладно. Значит, готов, док?
— Разумеется.
— Этот мой кореш, в общем, считает себя мертвым.
— Мертвым? В каком смысле?
— В каком смысле можно быть мертвым?
— Во многих. Эмоционально мертвым, морально мертвым…
— Да нет же, док. Мертвецки мертвым.
— Что, в буквальном смысле? Он считает себя покойником?
— Вот-вот.
Несомненно, я столкнулся с одним из интереснейших расстройств, что встречались мне за годы работы.
— Пожалуй, некоторые подробности мне не помешали бы.
— Его пришили еще в семидесятых, но по какой-то причине он воскрес. И живет так уже несколько лет.
— Итак, правильно ли я вас понял: ваш друг утверждает, будто его убили в семидесятые, но теперь он опять жив?