Сдвиг времени по-марсиански (сборник)
Шрифт:
Арни кипел от гнева, но на лице Энн ничего не отражалось — все, что он говорил, не производило на нее никакого впечатления.
— А ты не можешь надавить на кого-нибудь, чтобы Бен-Гурион не закрывали? — спросила она. — Может, мы с тобой заключим сделку. Мне надо, чтобы лагерь сохранился.
— Соглашение, — свирепо поправил Арни.
— Да.
— Хочешь, скажу тебе откровенно?
Энн спокойно кивнула.
— Меня этот лагерь раздражал с самого начала, как только евреи его открыли.
— Да благословит тебя Господь, честный и откровенный Арни Котт, спаситель
— Он оповещает весь мир, что у нас тут на Марсе есть свои полудурки, и если вы предпримете космическое путешествие на Марс, очень может быть, ваши половые органы претерпят такие изменения, что вы родите урода, по сравнению с которым немецкие ластоногие покажутся милейшими созданиями.
— Ты такой же, как хозяин «Рыжей лисы».
— Я просто трезвый реалист. Мы здесь боремся за существование: мы должны заставить людей эмигрировать с Земли, иначе мы пропадем, Энн. И ты сама это знаешь. Если бы у нас не было Бен-Гуриона, мы могли бы аргументировать преимущества жизни на Марсе, показав, что ядерные испытания и зараженность атмосферы на Земле являются единственными причинами рождения аномальных детей. Но Бен-Гурион портит все.
— Не Бен-Гурион, а факт рождения таких детей.
— Если бы не Бен-Гурион…
— И ты бы рекламировал заведомую ложь, убеждал бы людей, что здесь они в большей безопасности?
— Естественно, — кивнул Арни.
— Это аморально.
— Нет. Это ты ведешь себя аморально вместе со всеми твоими женщинами. Настаивая на сохранении Бен-Гуриона, вы…
— Не будем спорить, нам никогда не договориться. Давай поедим, а потом возвращайся в Льюистаун. У меня больше нет сил.
Они завершили трапезу в гробовой тишине.
Доктор Мильтон Глоб, член общества психиатров Бен-Гуриона, на ставке Межпланетного Союза водителей, выполнив свои обязанности по лагерю, вернулся в офис, где и сидел теперь в полном одиночестве, держа в руках счет за крышу, починенную месяц назад. Он приостановил работы, так как возникла необходимость в железных сетках для защиты от скапливающегося песка, однако строительный инспектор поселения вынудил его продолжить их. Так что пришлось снова обратиться к кровельщикам, заранее зная, что счет не оплатить. Но выхода не оставалось. Он разорен. Хуже, чем в этом месяце, дела еще не шли никогда.
Если бы только его жена Джин меньше тратила!.. Но это все равно не решение вопроса, выход только в увеличении количества пациентов. Межпланетный Союз водителей ежемесячно выплачивал ему зарплату, но за каждого пациента Мильтон дополнительно получал пятьдесят долларов — это называлось прогрессивной заработной платой. В действительности в ней заключалась разница между долгом и платежеспособностью. Никто бы не мог сводить концы с концами на зарплату психиатра, имея жену и ребенка, а Союз водителей славился своей особенной скупостью.
И все же Глоб продолжал жить в поселении водителей. Это был спокойный город, очень напоминающий земные. Новый Израиль, как и другие национальные поселения, был слишком взбудораженным, взрывоопасным.
К тому же доктор Глоб уже жил однажды в национальной колонии, принадлежащей Объединенной Арабской Республике. Место славилось своей пышной растительностью, которую импортировали с Земли. Но постоянная враждебность поселенцев к обитателям соседних колоний сначала раздражала его, а затем начала и возмущать. Мужчины круглосуточно размышляли о нанесенных им обидах. Самые симпатичные люди предпочитали избегать обсуждения определенных тем. А по ночам эта враждебность приобретала практическое воплощение: национальные колонии жили ночной жизнью.
«Да ну их к черту», — отмахнулся Глоб. Они даром тратят свою жизнь, перенеся с Земли старые распри и забыв высшую цель колонизации. Например, в сегодняшней утренней газете он прочел о потасовке на улицах поселения электрорабочих; в сообщении говорилось, что виновны в ней жители соседней итальянской колонии, поскольку у нескольких нападавших были длинные напомаженные усы, распространенные среди обитателей этого поселения…
Стук в дверь прервал ход его размышлений.
— Да, — откликнулся Глоб, убирая в ящик стола счет за починку крыши.
— Ты готов принять члена союза Перди? — официальным тоном спросила его жена, открывая дверь.
— Пусть войдет. Хотя подожди пару минут, я хочу прочитать его историю болезни.
— Ты завтракал? — спросила Джин.
— Конечно. Как все.
— У тебя усталый вид.
«Это плохо», — подумал Глоб. Он вышел из кабинета в ванную, где тщательно попудрил лицо модной тонировочной пудрой. Это улучшило его внешний вид, но не состояние духа. Необходимость использовать пудру диктовалась тем, что правящие круги Союза водителей принадлежали к испанской и пуэрториканской национальной группе, и им могло не понравиться, что нанятый ими человек имеет более светлую кожу. Естественно, это не афишировалось, обычно служащим в поселении указывали, что «марсианский климат вызывает неприглядное посветление кожи и потерю ею естественного оттенка».
Пора было принять пациента.
— Добрый день, уважаемый Перди.
— Здравствуйте, доктор.
— Из вашей истории болезни я выяснил, что вы — пекарь.
— Да, верно.
Пауза.
— В связи с чем вы хотели со мной проконсультироваться?
— Я еще никогда не был у психиатра, — пробормотал Перди, глядя в пол и комкая в руках фуражку.
— Да, я чувствую.
— Эта вечеринка, которую устраивает мой зять… Я не большой любитель вечеринок.
— А вы должны на ней присутствовать? — Глоб спокойно завел часы на столе, и они начали отсчитывать отведенные Перди полчаса.
— Он ее устраивает вроде как для меня. Хочет, чтобы я взял своего племянника в ученики; парню надо в союз, — монотонно бубнил Перди. — Я всю ночь пролежал без сна, прикидывая, как бы мне вывернуться. Вы же понимаете, они мои родственники, я не могу им прямо отказать. И пойти я к ним не могу — у меня нет на это сил. Потому-то я и обратился к вам.
— Понимаю, — откликнулся Глоб. — Ну а теперь расскажите мне все подробно, где и когда проводится вечеринка, как зовут участников, чтобы я мог по-настоящему помочь вам, отправившись туда.