Сдвиг времени по-марсиански (сборник)
Шрифт:
Чак обернулся, ошарашенный.
— Но это же грязное вторжение в личную жизнь...
— Полноте, милейший господин Риттерсдорф, никакой тайны личной жизни не существует уже последние лет пятьдесят,— с улыбкой заметил Альфсон,— Вы же работаете в разведке, дорогой мой. Поэтому не пудрите мне мозги.
Он неторопливо пошел по коридору, миновал Чака и не спеша подошел к двери лифта.
— Да, если вам потребуется копия пленки...
— Нет,— отрезал Чак. Он пристально следил за адвокатом, пока тот не скрылся в кабине лифта.
— Послушайте, вы все равно можете зайти,— предложила Джоанна,— ведь мы ничем таким заниматься не собираемся...
Она придержала для Чака дверь, и тот нерешительно прошел в квартиру.
— Его действия, конечно, незаконны. Но, думаю, такое часто случается при бракоразводных процессах.
Девушка прошла на кухню и занялась приготовлением коктейлей, Чак слышал позвякивание кубиков льда в стаканах.
— Как насчет «Зеленого ягуара»? У меня есть целая бутылка...
— Что угодно,— мрачно произнес Чак.
Джоанна принесла коктейли, он машинально взял стакан.
«Хорошо же, любимая женушка,— мысленно повторял он.— Ты сама не оставляешь мне выбора...»
— Вы такой печальный,— сказала Джоанна.— Но это действительно ужасно. То, что сделал этот негодяй с фотоаппаратом. Все они лезут к нам в душу: сначала Боже Бегущая Улитка, потом...
— Не все еще потеряно,— произнес Чак.— Я знаю, как нам заняться любовью тайно — чтобы никто не узнал об этом.
– Как?
Чак Риттерсдорф не ответил, продолжая молча потягивать коктейль.
Глава 6
С высоких полок над головой Игнатия Ледебура ринулись вниз кошки: сначала три старые рыжие и одна пестрая бесхвостая, затем несколько полусиамских с усатыми пушистыми мордочками и, наконец, иссиня-черный молодой кот. Последней, тяжело колыхая большим животом, спрыгнула пятнистая кошка с приплодом в брюхе. На полу к кошкам присоединился пес, и вся компания, сгрудившись у ног Игнатия, сильно замедляла его продвижение к двери хижины.
На пороге лежали останки мертвой крысы: собака, крысолов терьер, поймала ее вчера вечером, а кошки съели то, что сочли нужным. Игнатий слышал их возню, когда засыпал. Ему было жалко крысу, которая, очевидно, прибежала подкормиться к куче отбросов, скопившихся у двери хижины. Крыса ведь тоже хотела жить, как и всякая Божья тварь. Однако пес не понимал этого — инстинкт убийства прочно сидел в его маленьком мозгу. Обвинять, таким образом, было некого. К тому же Игнатий боялся крыс — в отличие от своих земных собратьев у них были очень проворные лапы, которые, в сочетании с острыми когтями, представляли собой весьма грозное оружие. Они были очень сильны, эти крысы.
На глаза Игнатию попался давно вышедший из строя трактор, ржавевший во дворе уже несколько лет. В свое время Игнатий притащил его сюда, терзаемый смутной надеждой его починить. А пока пятнадцать (или их было шестнадцать?) детей Игнатия резвились в нем, переговариваясь друг с другом при помощи уцелевшего автоответчика машины.
Он не мог найти то, что искал: пустой пластиковый пакет из-под молока, чтобы разжечь огонь и приготовить завтрак. Эх, придется снова ломать доску. Игнатий подошел к большой куче древесного лома, лежавшей во дворе, и начал копаться в ней, стараясь выбрать доску, которая сломалась бы от удара ноги, если прислонить ее к стене хижины.
Игнатий замерз, стоя на холодном утреннем воздухе, и пожалел о том, что потерял свитер. Во время одной из своих долгих прогулок он прилег отдохнуть и подложил свитер под голову... Проснувшись, он пошел дальше, совершенно забыв про него. Ну и ладно... Черт с ним. Игнатий, конечно же, не мог вычислить, где оставил его; ему смутно припоминалось, что он шел тогда в направлении Адольфвилла. Свитер лежал, вероятно, где-нибудь в десяти днях пути, не меньше...
Из соседнего домика вышла женщина — когда-то она была его женой, но недолго: надоела ему, когда он нажил от нее двоих детей. Женщина закричала на большого белого козла, забравшегося в огород. Козел продолжал жевать, не реагируя на женщину, поката не подбежала и не пнула его ногой. Козел взбрыкнул и запрыгал прочь, свекольная ботва по-прежнему торчала у него из пасти. Вспугнутые козлом утки бросились врассыпную, крякая изо всех сил. Игнатий расхохотался. Утки на самом деле воспринимали жизнь слишком серьезно...
Переломив доску, Игнатий вернулся в хижину; кошки бежали следом, и Игнатию не удалось вовремя захлопнуть дверь — одна все же проскочила внутрь,— затем присел на корточки перед небольшой чугунной печуркой и стал разводить огонь.
На кухонном столе под грудой одеял спала его нынешняя жена Элси. Она обычно не вставала до тех пор, пока Игнатий не растопит печь и не приготовит кофе. Игнатий не обвинял ее за это: в такое холодное утро никому не хотелось подниматься. Да и весь Гандитаун просыпался поздно, за исключением, пожалуй, тех гебов, которые блуждали всю ночь.
Из-за отгороженной одеялом спальни появился голый ребенок, который, засунув в рот палец, стал молча наблюдать, как Игнатий разводит огонь.
Из-за одеяла доносилось бормотание старенького телевизора, изображение у которого давно не функционировало. Дети не видели, что происходило на экране, а только прислушивались к исходящим от него звукам.
«Надо бы наладить его»,— машинально подумал Игнатий, но особого желания делать это он не испытывал, поскольку резонно полагал, что до того, как заработал передатчик с высот Да Винчи, жизнь на луне была гораздо спокойнее.
Собравшись приготовить кофе, Игнатий обнаружил, что кофейник погнут, а ситечко, торчавшее недавно из носика, исчезло. Решив, что тратить время на поиски бессмысленно, Игнатий догадался просто заварить кофе в кипятке: налил воды в кастрюлю и поставил на газовую плитку. Когда вода закипела, он высыпал в кастрюлю полную горсть — сколько смогла захватить рука — молотого кофе. Густой кофейный аромат наполнил хижину. Игнатий с удовольствием вдыхал его.
Он не помнил, как долго стоял так, греясь и вдыхая аромат кофе, глядя на огонь и прислушиваясь к потрескиванию досок в печке, когда постепенно обнаружил, что ему начало являться видение.
Завороженный, он не двигался с места; в хижину тем временем проникла кошка, забралась в раковину и принялась жадно поглощать остатки пищи, скопившиеся в ней. Вид кошки и ее чавканье смешались с другими изображениями и звуками в голове Игнатия. Видение усиливалось.
— Хочу на завтрак пшенную кашу,— заявил голый ребенок.
Ледебур не отвечал, поскольку видение полностью завладело им и перенесло в другие края. Или, скорее, в край столь реальный, что ему не было места в осязаемом мире, он находился где-то за рамками пространственного восприятия: его не было ни здесь, ни там. А что касалось восприятия временного...