Сеанс длиною в жизнь

Ad Валентина

Как так могло произойти, что в их доме когда-то жило это чудовище? Как мать после того, что он с ней делал, все равно продолжала ненавидеть немцев? Почему стиснув зубы, она молча прислуживала капитану, охотно поливая грязью немецких захватчиков? Но ответ напрашивался сам собой – война не пожалела никого. Мать, скорее всего, даже в том, что с ней проделывал советский солдат, винила именно ВОЙНУ. Думаю, силы терпеть издевательства ей придавали мечты о том дне, когда война окончится и она вновь окажется рядом с папой, оставив далеко за плечами все ту боль, которую им обоим довелось пережить.

Я еще раз взглянула на лежащее рядом тело. Всего год назад он был красивейшим мужчиной, который так напоминал мне отца.

А сейчас… Подумать только, ему удалось выжить в нелегких сражениях, а смерть настигла его именно сейчас. Хотя, скорее всего он был мертв уже давным-давно. Его душа была съедена той самой гангреной, душевной, не физической. Которой он, скорее всего, был заражен в этой самой войне еще в первые дни. Возможно, для своей родины, этот вояка и принес много побед. Возможно, он остался в истории отважным героем и его имя числится сейчас в списке героев Советского Союза, как павшего в боях смертью храбрых. Но героем лично для меня он точно никогда не был, даже перебей он миллион немецких захватчиков.

Из водоворота мыслей меня резко вытащило нежное прикосновение родных «вражеских» рук, которые аккуратно опустили мою юбку на место и едва ощутимо натягивали на меня сорванное нижнее белье. Затем Юрген снял со своего плеча теплую рубаху, и немного приподняв меня, укутал словно младенца. Он осторожно положил мою голову к себе на колени и принялся вытирать мои слезы.

Его руки были теплыми и пахли жасмином, с которым он безумно любил заваривать чай. Его слова были решительными, но в них не было и тени грубости, лишь уверенность в завтрашнем дне.

– Вася, я люблю тебя. Я больше не могу допустить подобного. Мы завтра же уедем из этой проклятой деревни, хочешь ты того или нет!

В тот миг я смогла промолвить лишь:

– Хорошо.

А потом сильно прижалась своим промерзшим дрожащим телом к его - теплому и сильному.

Какое-то время мы оба приходили в себя, а немного отойдя от шока, дружно, с помощью палки, которой Юрген размозжил череп, вырыли не слишком глубокую яму и закопали тело капитана. Возможно это было и странно, но ни я ни Юрген не чувствовали ни капли угрызений совести, раскаяния или сожаления. Мы проделали это легко, словно закапывали какой-то хлам, не более того. Мы похоронили животное, и лишь об одном нам было неприятно думать - его «сородичи» слишком быстро обнаружат свежее мясо. Волки хоть изредка, но встречались в наших лесах, а в то время они были слишком изголодавшимися и злыми. Именно поэтому, окровавленную землю, мы старательно сгребли в ладони и разбросали далеко от места происшествия. Пытаясь таким образом сбить со следа добычи немногочисленных хищников. Но покидая лес, нам, откровенно говоря, было все равно как быстро наш «клад» отроет какой-нибудь зверь. Как говорится – собаке собачья смерть.

ГЛАВА 6

Этим же вечером мы собрали кое-какие свои пожитки и решили ранним утром отправиться в неизвестность. Нам было не важно «куда». Для нас было важным «вместе». Нет, мы не бежали со страха быть пойманными и наказанными за содеянное, мы знали никто не станет искать убитого капитана. Тем более в то время – трупом больше, трупом меньше, никому до них не было дела.

Мы просто решились на то, о чем накануне разговаривали. После случившегося мне уже ни о чем не хотелось раздумывать, я была, как никогда, готова покинуть Гарбузин.

– Знаешь, а я ведь так и не ответила на твое признание. Ни сегодня, ни тогда, еще в сарае.

Блик от керосиновой лампы, освещающей наше скромное жилище, игриво блуждал по умиротворенному лицу Юргена. Я вглядывалась в ставшие родными черты лица и понимала - огонь, о котором мне когда-то поведала Домна, постепенно разгорается в моей груди. Я физически ощущала, как внутри жжет, как учащается пульс. Все было так же как и год назад,

вот только в груди, а не в животе.

– Вася, не нужно сейчас об этом, - Юрген смущенно отвел глаза. – Ты сегодня пережила страшный шок, удар, и не способна здраво оценить мои слова. Я не хочу, чтобы ты только из чувства благодарности ответила не так, как есть на самом деле. Не стоит.

«Сколько же в этом немецком парне благородства?» - мелькнуло у меня тогда в голове. Вот уже второй раз он дает мне время все обдумать и ни на чем не настаивает.

– Юрген, не смей так говорить, никогда. Слышишь? – парень поднял ко мне свои глаза. – Да, сегодня не лучший из моих дней. Но, смею тебя заверить, все что сегодня случилось не так сильно ранило меня, как ты можешь подумать. Когда вокруг разруха и смерть, как-то перестаешь на это все обращать внимание. Я и до капитана Воеводова успела повидать уродов. Не один раз наблюдала, как местных тетушек за волосы втаскивали в дома и, думаю, делали с ними именно то, что ты помешал сегодня сделать со мной капитану. Признаюсь, никто и никогда не пытался со мной сделать то… ну… В общем ты понимаешь. Как-то мне везло, наверное. А скорее всего мама ради меня жертвовала собой, поэтому… - При воспоминании о маме, мне вновь стало не по себе, тело пробрала мелкая дрожь и я почувствовала, что еще чуть-чуть и разговор повернет совершенно не в то русло.

Я испугалась, что могу упустить тот самый момент, когда хочется расставить все по своим местам, когда нужно расставить все по своим местам. Война забрала у меня слишком много, и я не могла ей позволить отобрать у меня еще и право на счастье. А в том, что мое счастье сидит прямо передо мной, я на тот момент была полностью уверена. Целый год живя под одной крышей с Юргеном мне было не до нежностей и не до сантиментов. Как-то все происходящее тогда вокруг съедало все мои девичьи грезы, мечты… Но вдруг я словно проснулась. Мне вновь захотелось любви.

– Но сейчас не об этом. Я не хочу растрачивать НАШЕ время на разговоры о прошлом. Все что случилось – уже случилось. Так что не переживай за мое психологическое состоянии, я в полном порядке. А, возможно, чувствую себя сейчас даже лучше, чем когда либо. – В подтверждение собственных слов я улыбнулась. – А еще, я хочу чтоб ты знал - я тоже тебя люблю. Я поняла это в тот самый день, когда ты мне на немецком признался в этом. Точнее, тогда я что-то почувствовала. Помнишь, в сарае, в соломе. Вот только тогда не была уверена, из-за незнания, что это именно любовь. Я почувствовала что люблю тебя вот здесь, а возможности почувствовать эту любовь вот здесь, у меня не случилось. Ну, если помнишь, тогда все пошло не так…

Говоря это, я взяла его руку и положила ее сначала себе на живот, а потом на грудь. Затем, продолжая смотреть ему прямо в глаза, я смело продолжила.

– Знаешь, когда сегодня я думала, что со мной произойдет что-то очень плохое, самое худшее, я решила, что покончу с собой. Я была уверена, что не смогу жить с таким позором. А сейчас я понимаю, что именно об этом мне рассказала в том году Домна. Именно это она пыталась до меня донести, когда говорила о пожаре внизу живота в момент близости со своим Петей и его отсутствием рядом с другими мужчинами. Когда на меня навалился Воеводов, у меня кроме отвращения и страха, не было никаких ощущений. А стоило тебе сейчас лишь прикоснуться к моей груди, как я вдруг вновь ощутила ноющую боль внутри. Но боль, какую-то по-особому приятную… Помнится еще что Домна говорила, что таким образом на настоящую женщину действуют мужчины, которых они для себя выбирают, пусть даже неосознанно. Так вот я хочу сказать, что ты именно ТОТ мужчина. А еще… - тут я замялась, ведь совсем не знала, как предложить себя этому прекрасному мужчине. – А еще, я хочу, чтобы ты навсегда остался моим мужчиной и прямо с этой минуты взял то, что должно тебе принадлежать по праву.