Сеанс длиною в жизнь
Шрифт:
– Было бы что покидать.
– Обернувшись напоследок, я не смогла сдержать порыв. – Юр, обожди, я сейчас.
Я быстро забежала в дом и, схватив спички, бросилась в сарай. Поджегши остатки соломы во всех уголках, я направилась к дому. Там, прямо в сенях, я разбила керосиновую лампу и, бросив в мокрые осколки спичку, поспешила выйти вон.
– Вася, ты зачем так? – Юрген не совсем понял мой поступок.
– Чтоб никто не смел устраивать здесь ни экскурсии по местам «боевой славы» Васьки Степиной, ни притон какой не развели. Да и… - Перед глазами вновь стояла мать с полными глазами слез в разорванном
Мы даже не успели покинуть нашу деревню, когда на дым и копоть сбежалась толпа. Люди со всех дворов бежали на пожар. Кто-то испуганно выкрикивал предположение, что вновь напали немцы. Кто-то, перекрикивая остальных, старался донести в массы, что наверняка это Васька совсем из ума выжила и дом подожгла, а может и ее полюбовник недоразвитый. А некоторые просто крестились, стоя у собственного дома и лишь испуганно вглядывались в происходящее.
Мы же с Юргеном без оглядки шагали вперед. Прочь из деревни, где нас все ненавидели, навстречу лучшему будущему. Точнее – на поиски лучшей доли…
ГЛАВА 7
… - Надежда Мироновна, милая, я вас еще не утомила своими рассказами?
Услышав свое имя, я от неожиданности даже вскочила с кресла. Рассказ Василины Степановны поглотил меня с головой. В первую секунду, после того как я пришла в норму, почувствовала даже, что сижу с широко раскрытым ртом.
– Нет-нет, что вы. Василина Степановна, вы ничуть меня не утомили, наоборот, я вся нахожусь на таком нерве, который никак нельзя назвать состоянием усталости.
Старушка благодарно улыбнулась.
– Спасибо вам Наденька за такие слова. Я уж и подумать не могла, что моя жизнь будет кому-то, кроме меня самой, интересна. – Василина Степановна тяжело вздохнула. – Детей моих никогда не интересовала история их появления на свет, не говоря уже о внуках.
– Это от-того, что они даже представить не могут себе, какая непростая жизнь была у их мамы и бабушки. – Я вежливо подбодрила старушку, которую ко всему еще мне безумно захотелось обнять, но я сдержалась, вот только не знаю – надолго ли.
– Тогда, с вашего позволения, я продолжу, мне еще есть в чем исповедаться. А вы уж не осудите старушку. Это в молодости мне казалось что я знаю, что такое жизнь, а сейчас… Человек никогда знать не может, что ему уготовано и как сложится его судьба, как-бы ему не хотелось и как-бы не казалось, что он самый умный. А еще, сейчас я знаю, что нельзя разбрасываться подарками судьбы, когда она тебе дарит счастье. Да и жалею только об одном - о тех минутах, в которые я решила больше не допускать Юргена к себе. Как же я сейчас жалею о прожитом впустую времени.
Старушка украдкой смахнула слезинку и продолжила. А я, затаив дыхание, вновь настроилась погрузиться в такую далекую, тяжелую, но настоящую, прожитую жизнь Василины Степановны.
… В мае вторая мировая война официально была закончена, и весь народ праздновал так тяжело давшуюся победу. Мы с Юрой не стали исключением, а оставив позади все наши потери, целиком и полностью были настроены на мирную жизнь.
В середине лета мы облюбовали себе пристанище
Молодой паре, с удовольствием предложили пустующий дом местных учителей. Тарас Константинович погиб на фронте, а его супруга Валентина Кузьминична, не захотела жить в той стороне, где все напоминало о когдашнем счастье. Она, оставив все пожитки и не запертой дверь, перебралась в свою бывшую деревню, родом из которой была.
Так, спустя три месяца скитаний, мы наконец нашли свое место под солнцем. Наше счастье не знало границ, и тот факт, что мы хоть и объявили себя супругами, но оставались братом и сестрой, не мог затмит приятных ощущений нашего светлого будущего.
С первого дня как мы покинули нашу деревню, Юрген не мог нарадоваться весомым жизненным изменениям связанных с переездом. Он, наконец, не был больше ни глухонемым и не ненормальным. Он никак не мог наговориться, охотно вступая со всеми, кто встречался на пути, совершенно в пустые разговоры. А я радовалась тому, что ни у кого из наших собеседников не возникло вопроса о его едва заметном акценте. Скорее всего это было связано с тем, что кроме Юргена, с уходом войны многие вплетали в свою речь немецкие словечки. Уж слишком долгое время этот язык резал советскому народу слух. Кто-то хотел таким образом насмехнуться над грубоватым языком. Кому-то понравились некоторые слова, употребляемые фашистами, вот он и не забывал при возможности ими пользоваться. А кто-то, возможно, действительно долго пробыл в плену у немцев. Выжил, и теперь и хотел бы, но не мог до конца избавиться от ненавистного вражеского языка.
Глаза Юргена светились неимоверной радостью, когда односельчане чуть ли не сразу предложили ему занять место этого самого Тараса Константиновича, который был учителем в начальной школе. А как еще, если внешность Юргена вызывала полное доверие у всех, кто с ним сталкивался, а его любовь к общению и нежный, словно бархат, голос, обезоруживал всех и каждого. Он был просто в восторге и сразу-же согласился. Высшим блаженством для него было обучать детей грамоте, но прежде он тщательно обучался сам, найдя в школьной библиотеке кое-какие учебники. Немецкий он-то знал отлично, а вот грамматику нашей речи, упорно и усердно учил.
До начала школьного года оставалось еще около двух месяцев, а нам предстояло в это время вместе со всеми остальными, привести школьное помещение в порядок. В сельской школе еще совсем недавно был обустроен госпиталь, в котором больше не было никакой надобности, и который подлежал теперь огромнейшему ремонту и уборки.
Словно на невидимых крыльях мы ежедневно летели в будущую обновленную школу и отдавали все силы, чтобы избавиться даже от намека на пребывание здесь раненых и умерших. Благо на школьной территории не устроили кладбища, а то все наши труды были бы бесполезны, так как нельзя было себе представить – как в помещении, во дворе которого покоятся десятки солдат, могли бы учиться дети.