Сеанс длиною в жизнь

Ad Валентина

– Эй, вы где?

Сбросив с плеч тяжелую шинель и опустив на пол алюминиевую миску, я принялась разбрасывать солому, приблизительно вспомнив, где я оставила своего немца. Он не отзывался даже когда я его нашла и попыталась перевернуть. На мгновенье я даже подумала, что он все же замерз, поэтому безмолвно лежал в копне моей соломы.

– Эй, эй, молодой человек. Хер, - усадив его, как смогла, я обратилась к нему так, как неоднократно слышала среди немцев, что означало «господин». – Хер, молодой человек, очнитесь. Прошу вас не нужно умирать.

Я видела много мертвых, но на моих руках никто не умирал,

и мне безумно хотелось, чтобы этого не произошло. Я панически стала растирать его руки и лицо. Он был едва теплым, но сердце билось, пусть даже чуть слышно. Приложив руку к его груди, я чувствовала едва прослушивающиеся удары.

От моего так называемого «массажа» он, наконец, раскрыл глаза. Они были слишком безжизненными, а губы ужасающе синими. Я пулей помчала обратно в дом. Ему нужно было горячее питье, а не каша. Каша потом.

Так, ранним утром, совсем ранним, наплевав на всех и все, я растопила печку и принялась греть воду. В то утро чувство страха во мне полностью отсутствовало, как у маленьких деток лет до трех-четырех. Я даже не думала о том, какой угрозе подвергаю не только себя а и маму. Я вообще ни о чем не думала. Кроме, конечно, своего немца.

В первый закипевший чугун с водой я бросила щепотку чая, второй же, предназначен был для щей.

К моему счастью от всего происходящего проснулась лишь мать.

– Васька, а ты это чего удумала? Случилось что? – она покосилась на прикрытую дверь в другую комнату. – Или ЭТИ, приказали приступить к работе?

– Нет. Никто ничего не приказывал, и ничего не случилось. Просто бессонница у меня. Совсем глаза не закрываются. Так я вот решила, чего зря себя мучить, лучше уж делом займусь.

– И то верно.

– Но ты еще можешь спать, пока ЭТИ не проснулись.

– Как скажешь, доченька. Я тогда еще немного подремлю, а то что-то вставать сейчас никаких сил нет.

Мама отвернулась лицом к стене и с головой укуталась в некогда приличное одеяло. Я почти сразу услышала ритмичное посапывание символизировавшее сон. А я, по-прежнему ни о чем не переживая кроме полуживого солдата, скоренько готовила стряпню.

ГЛАВА 3

– На вот. – Я протянула горячую алюминиевую кружку чая все так же безжизненно сидевшему в соломе немецкому солдату. – Пей. Тебе нужно горячее даже больше чем воздух. Пей.

Солдат болезненно поднял ко мне глаза, из которых вновь покатились слезы. Только тогда я обратила внимание, как прекрасны его серые радужки и как много в них боли и мольбы. У него не было сил даже на то, чтобы удержать кружку и, скорее всего, сидеть тоже было не просто.

– Ты не можешь? Я поняла. – Сев у изголовья я положила его голову себе на согнутые в коленях ноги. – Сейчас я тебе помогу.

Подув на горячий напиток и остудив его ровно до той степени, чтобы я могла спокойно держать в руках кружку, я медленно поднесла ее к пересохшим и обмерзшим губам солдата, потихоньку наклоняя ее. Он глоток за глотком отпивал чай, и буквально на моих глазах его лицо приобретало жизненные краски, а обычный чай становился для него чем-то вроде «живой воды».

– Данке, фройляйн.

«Спасибо, девушка» - перевела я с немецкого, от чего мне стало тепло. И я даже порадовалась тому, что некоторое время мы находились

в оккупации у немцев, ведь только благодаря этому, могла понимать своего полуживого солдата.

– Нихт эээ… нихтс… - я пыталась хоть приблизительно вспомнить что-то похожее на наше «не за что» но как-то все выходило кривовато. – Нихтс данке. В общем – не за что.

Видно у меня «отлично» получилось, так что парень впервые открыто улыбнулся. А я в тот миг отметила, что он совершенно не похож на вояку, который с радостью убивает людей. Скорее этот немецкий юноша, как и большинство наших, был насильно принят в ряды своей армии. Скорее всего, у него просто не оказалось выбора, так как по всем параметрам он как нельзя лучше подходил для пополнения немецких рядовых. Молодость, самый важный критерий для солдата. Возможно, он был немецким доктором, или пастухом каким, или учителем, или простым крестьянином, но никак не зверем с жадностью проливающим чужую кровь. Таких я тоже повидала, и среди наших, и среди их. Так вот беспомощный немец в моем сарае таковым не являлся, это мне тоже нашептало сердце.

– Ладно. Вижу, ты немного отошел. Допивай чай, а я за супом. Потом будем кушать кашу.

Парень внимал каждое мое слово, но по всему было заметно, что не особо понимал. Это ведь я жила некоторое время плечо о плечо с немцами, а ему вряд ли бы посчастливилось долго находиться среди наших и остаться в живых. Я аккуратно убрала его голову с колен и не без усилий подтащила его к дальней стене. Так, опиравшимся на стену с кружкой в руках, я его и оставила, но ненадолго.

Когда я возвратилась в дом, на кухне уже суетились наши «квартиранты». Видно их разбудили запахи раннего завтрака, которые не в моих силах было скрыть. Капитан Воеводов, как обычно по утрам, восседал за столом с трубкой и кружкой горячего чая.

– Доброго утра вам, Василина Степановна.

– И вам того-же.

– А что это вы ни свет, ни зоря, прям пчела трудовая?

Сердце мое бешено колотилось, руки начинала пробирать дрожь, а пронзительный взгляд красивейшего капитана Советской армии, чуть ли ни довел до инфаркта. Мне ничего кроме вранья не оставалось. А как еще я могла спасти жизнь тому, кого он непременно бы пристрелил?

– Да я ведь для вас стараюсь. Чтобы вы не ждали завтрак, а проснулись, моментально покушали, да и к делам своим приступили. Слышала, что Корсунь наш уже освободили, но ведь впереди у вас еще много сел и городов.

– Даа, что есть, то есть. – С гордой улыбкой во все лицо протянул красавец капитан. – Дай Бог так же успешно и другие города отстоять. А тебе спасибо за заботу. Сила в нашем деле не последняя штука, а где ее взять, если не в куске хлеба да горячей похлебке? Так что благодарствую за поддержку наших штанов, так сказать.

Я никогда особо не сближалась со всеми теми, кто использовал наш дом в качестве гостиного двора. Так, общие фразы и редкие разговоры о военных действиях. А что толку засматриваться на них и в душу пускать? Сегодня они есть, а завтра? Сколько уже было таких, что не возвращались? Так и с этой группой солдат, некоторых я даже по именам не помнила. Кроме капитана Воеводова, который был неимоверным красавцем и очень добрым и учтивым мужчиной средних лет. Он чем-то напоминал мне отца, от чего и доверие мое к нему было больше обычного.