Сеанс длиною в жизнь
Шрифт:
– Ну как ты, держишься?
– В сарае я обнаружила немца в том самом положении, как и оставляла. Он все так же подпирал спиной стену, а в руках сжимал пустую кружку. – Что ж ты ее держишь, в ней ведь уже ничего нет. На вот, свеженького похлебай. Это, конечно, не борщ с мясом, но все же лучше чем сухомятка.
Парень без лишних слов благодарно кивнул головой и жадно вцепился во все еще теплую банку, уже собственноручно переворачивая ее себе в рот.
– Извини, ложку забыла, - виновато поспешила оправдаться я, наблюдая за каким-то первобытным поглощением пищи.
– Данке, - на секунду прервавшись, процедил солдат.
– Что ты все время «данкаешь»? Что, совсем меня не понимаешь? Я вот за
Глотая щи, парень время от времени поднимал на меня глаза. Глаза, которые, казалось, проникают мне в саму душу. Серые, бездонные, переполненные горечью и болью, но в то же время благодарные и добрые. В них не было и тени злобы, лишь доброта.
Пока парень с аппетитом уплетал мои не хитрые блюда, я вдоволь смогла рассмотреть его. Светло-русая челка торчала из под неуклюжей каски, падая на перебинтованный накануне лоб. Густые брови. Глаза внешние уголки которых располагались ниже внутренних, чем придавали общей картинке еще более печальный вид. А еще они немного выпуклые, совсем чуть-чуть. Нос очень смешной формы в виде капли срывающейся с рукомойника и замершей на несколько секунд. А губы очень красивые, широкие такие, пухленькие, немного не вписывающиеся в общий облик слегка вытянутого лица. Такими губами зачастую обладали НАШИ круглолицые богатыри, а на сухоньком лице немца, они выглядели забавно и даже неуместно.
Я отметила, что он был молод, года на три-пять старше моего. А еще, он мне очень понравился. Вот так просто, взял и понравился. Такой потешный он был, такой беспомощный и такой запретный. Он не был тем беззаботным, уверенным в своей победе фашистом, которые зачастую селились у нас. И не был ненавидящим врага до дрожи во всем теле нашим, которых я тоже много перевидала. Он был тем, кому мне захотелось отдать все свое нерастраченное тепло и заботу. В свои семнадцать во мне проснулось что-то наподобие материнского инстинкта, который выплеснулся на этого раненного немецкого солдата, словно на раненного воробышка. Мне просто захотелось помочь ему. От чистого сердца – помочь.
– Спасибо.
Слово, которое произнес парень, заставило меня присесть рядом с ним. Неужели не «данке»? «А может, он просто прикидывался все это время?»
– Так значит, ты говоришь по-русски?! Понимаешь меня, и все это время дурачил?! – минутное тепло в душе, было моментально развеяно.
– Нет, что вы, я очень плохо понимать вас. А говорить хуже. Я нихтс дурачок!
Когда я услышала изуродованную родную речь, не смотря на приятный голос, я не смогла сдержать искренний смех. Только страх быть обнаруженными не дал мне сполна похохотать, я вынужденно закрыла рот обеими руками.
– Даа, теперь понимаю, почему ты лыбился, когда я пыталась говорить на вашем. Смешно до невозможности.
Парень, улыбаясь, протянул мне пустую банку.
– Спасибо.
– На здоровье. Ну, коль ты меня все же понимаешь, пусть даже совсем немного, слушай. Пока сиди здесь, тише воды, ниже травы. Не высовывайся из соломы, разве только в крайнем случае. Нууу, если в туалет… Кстати, захочешь в туалет, выбирай любой из углов. Главное не стесняйся, это все-таки сарай и живность наша раньше очень даже благополучно справляла здесь свою нужду. Нет, не подумай, я ни в коем случае не хочу тебя обидеть, и не сравниваю тебя с животными, просто тебе никак нельзя высовываться. Понимаешь, у нас полон двор наших солдат, так что придется как-то изловчиться. Но, думаю, это ненадолго. Они со дня на день должны покинуть нашу деревню. Так что пока план таков. А что с тобой дальше делать, будет видно. Пока отдыхай, набирайся сил. Я буду к тебе по возможности заглядывать. О еде и питье не переживай – прокормлю. Вот, кстати, чистая сухая одежда. Она совсем старенькая, отцовская, но все же лучше твоей грязной формы. Тем более вражеской. В общем, располагайся, как сможешь, но не шуми, а то нам обоим не жить.
– Хорошо. – Парень утвердительно кивнул головой и даже прикрыл глаза, всем своим существом показывая, что он все понял.
– Вот и договорились. Не скучай. Как только появится возможность – загляну.
Вот уж который десяток лет подряд никак понять не могу и от куда у меня тогда появилась храбрость и дерзость, под носом у наших защитников, выхаживать врага?
Я бегала к нему в сарай по несколько раз в день, а он просто на глазах набирался жизненных сил. Порой я даже подшучивала, что у меня баланда волшебная и чай магический. Я ни разу не оставила парня без утренней кружки чая и горячей похлебки. Все эти ранние пробежки к сараю стали совсем обычным для меня делом, так что я даже стала меньше опасаться «квартирантов». Да и НАШИМ было в те дни как-то не до нас с матерью. Они все о войне да о планах на будущее заботились.
– Ну, спасибо вам, хозяюшки, за все. Пора нам заканчивать то, что не нами было начато.
– Спустя пять дней после моей находки нам с мамой объявил капитан Воеводов. – Спасибо вам за тепло и уют, а нам пора дальше продвигаться. Время не ждет, а на нашей земле, к сожалению, еще достаточно немцев, чтобы нам скучать не приходилось.
Шумно отпраздновав победу, одержанную в Корсуне, и получив сверху дальнейшие указания, они покидали нашу деревню победителями. А прежде чем навсегда уйти из этих краев, наши и не только «квартиранты», вдоль и поперек исколесили всю деревню и близлежащие леса в поисках врага, засады или укрытия. Я в те дни очень много молилась, чтобы мой «тайник» не обнаружили. И то ли Бог услышала мои молитвы, то ли просто повезло, но кроме нескольких мертвых фашистов в окрестностях, воякам не удалось обнаружить никогошеньки.
Так, полностью спокойные за безопасность тыла, они отправились воевать дальше, распрощавшись с теми сослуживцами, кто был не в силах вести бои. Такие тоже имелись. Кое-кто из деревенских приютил некоторых солдат, оказывая уход и помогая залечивать раны и ранения.
Для нас же наступало послевоенное время восстановления, которое не сказать что было легче самой войны.
ГЛАВА 4
Пока наши прочесывали леса, в моей голове созревал план, как вывести на свет божий того, кто стал моим самым большим и страшным секретом, а заодно и товарищем. Моя «находка» не мог вечно прозябать в сарае.
– Юрген, - за эти дни мы уже успели раззнакомиться и обращались друг к другу по именам. – Я знаю, что ты Юрген Фляйшер рядовой немецкой армии, и ты это знаешь, а больше не знает никто. Наша задача сделать все возможное, чтобы и дальше было именно так. Незачем кому-то еще знать о твоем происхождении. Тем более если всплывет этот факт, боюсь что вы, рядовой, навсегда покинете не только нашу страну, а и этот мир. А заодно и меня прихватите.
Для того чтобы продолжать благополучно жить на территории страны советов, я ему предложила кардинально изменить свою биографию. Переименоваться в рядового советской армии – Юрия Федосимова (я лично несколько ночей напролет не сомкнула глаз, подбирая более-менее созвучный псевдоним, чтобы не слишком резал его немецкий слух и был НАШИМ). Более того, чтобы никто и никогда не усомнился в его гражданском происхождении, я велела ему стать глухонемым. Моя легенда гласила - его контузило, и он потерял слух. А разговаривать не умел с детства, проблемы с языком. Так же из-за контузии он частично потерял память, а документы, свидетельствовавшие о его существовании, просто пропали на поле боя.