Себастьян Бах. От Skid Row до Бродвея
Шрифт:
Я сижу в передней части автобуса, продолжая истекать кровью. Рана на черепе намного больше, чем казалась на сцене. Добрых три сантиметра, а то и больше, прямо на голове. На коже.
Волосы и лицо в крови. Дэйв «Змей» Сабо, сидя напротив, наливает нам выпить. Он пытается меня подбодрить. А я начинаю реветь.
Водитель автобуса, потрясающий Кенни Барнс, выполняя распоряжение менеджеров Дока и Скотта МакГи, пытается как можно быстрее пересечь границу штата. Мы мчимся по городу, потягивая напитки и готовясь провернуть то же самое в следующем городе следующим
Мы не преступили черту.
Внезапно выясняется, что нас преследует полиция штата Массачусетс. Тихо. Они едут прямо за автобусом. И их много. Кенни психует. Как и все. Особенно я.
Наша поездка неожиданно подходит к концу. Полицейские включают красные мигалки и врубают сирены. Нас заставляют съехать на стоянку торгового центра. Недалеко от границы штата, если я правильно помню.
Автобус встал посреди парковки. Полицейские нас окружили. Они припарковались по кругу на равном расстоянии друг от друга. На каждой патрульной машине горит дальний свет, мигают сирены, и все фары направлены прямо на нас. Свет огней заливает автобус, отчего салон становится ярко-белым, прямо как в сцене с мальчишкой в фильме «Близкие контакты третьей степени».
Однако этот контакт обернулся сущим кошмаром.
Примерно через час служители правопорядка заходят в автобус. За мной.
На меня надевают наручники и, подняв с шикарного кожаного дивана, выводят на свет примерно десяти патрульных машин штата Массачусетс.
Я совершенно не осознаю всю тяжесть произошедшего тем вечером. Сажусь на заднее сиденье полицейской машины, веселю офицеров шуточками. Я все еще в наручниках, истекаю кровью и слегка под кайфом.
Парни явно не в восторге.
– Зачем ты это сделал?
Что сделал? Наверняка они такие же, как и те, кого я знал. Большинство копов, с которыми приходится иметь дело, – фанаты рок-н-ролла. Наверняка и эти парни в синей униформе закроют на все глаза.
Как я мог не надрать задницу парню, швырнувшему в меня стеклянной бутылкой? Разве они не видят кровь у меня на волосах? Или открытую рану на макушке?
– В чем проблема, офицеры? – я спрашиваю, явно не готовый к ответу.
– Как ты мог такое натворить, чувак?
– Что?
– Она пострадала. Девушка в толпе. Та самая, кому ты сломал нос.
– Эээ?
– Да, дебила кусок. Ты швырнул бутылку со сцены, а она прилетела ей прямо в лицо. Ты сломал ей нос. А еще ты парню челюсть сломал. Как, твою мать, так можно? Покалечить девушку?
Я рухнул на заднее сиденье, не поверив своим ушам.
В голове не укладывалось, как я мог такое натворить. Причинить такой вред.
Ранил невинную девушку в потасовке. Фанатку рок-н-ролла. Самое дорогое моему сердцу.
Рок-н-ролл должен дарить веселье. Должен быть самым угарным из всего, что у вас когда-либо было.
Рок-н-ролл – это то, что вы слушаете, чтобы сбежать от всего плохого. Он не должен нести страдания. Эта боль и все разрушения – из-за моего поганого поведения. Да, без сомнения, в тот вечер я повел себя как конченый мудак.
Представил брошенную бутылку, прилетевшую в лицо фанатке, и, сгорая от стыда, опустил окровавленную голову. И заплакал.
Я всего лишь хотел развлекать людей музыкой. И пением. Собственным голосом. И никогда не пытался казаться «плохим парнем». Я всегда старался быть хорошим.
Той ночью двери тюремной камеры захлопнулись за мной с глухим стуком. Я сидел и обдумывал тяжесть своих поступков.
Как же иронично.
Мы безумная молодежь. Верно.
Но за все приходится платить.
Начну сначала
Около 1970 года
Фрипорт, Багамские острова
Жарко. Багамское солнце Фрипорта, выглядывая из-за папиной головы, светит мне прямо в глаза. Яркое сияние меня слепит, но, когда перевожу взгляд на отца, глаза расслабляются. Понимаю, что если смотреть на его улыбающееся лицо, то не нужно щуриться. Это самое первое воспоминание в жизни.
Я решил, что начну с самого начала.
Босые ноги огнем горят от жары. Мы на заднем дворе своего дома. Я абсолютно сбит с толку. Ничего непонятно. На земле большая звезда. Понятия не имею, что это. Помню, как указал на эту штуковину и спросил: «Пап, это что?» Он объяснил, что вообще-то это рыба. Что она дышит. Что такие водятся в океане. Но эта каким-то образом оказалась у нас на заднем дворе, на раскаленной террасе. Отец объяснил, что ее место в воде, потому что именно там обитают морские звезды. Я был ошарашен.
Как морская звезда могла оказаться не в своей стихии? Интересно, рыба задохнется без воды из-за того, что время на исходе? Умрет ли она, если станет слишком жарко?
Или еще можно спасти жизнь морскому созданию, вернув в привычную родную стихию?
Какого черта эта штуковина делает у нас во дворе?
Это первое воспоминание.
Второе воспоминание.
Я сплю.
Теплый, знойный багамский воздух проникает через москитную сетку. Я помню веранду с той сеткой в доме во Фрипорте.
Она была натянута по одной стороне дома и не давала островным жукам и прочей живности проникать внутрь.
Это мы так думали.
Я лежу на боку. Рука свисает с матраса на пол. Я начинаю засыпать, а родители сидят в другом конце комнаты нашего скромного островного жилища. В помещении открытая планировка, и моя кровать (а может, и кроватка) стояла в углу, прямо у веранды.
Помню, мне снилось, будто что-то щекочет руку. Я медленно открываю глаза и вижу родителей: они сидят за обеденным столом, смеются и болтают. Над ними горит свет, а в той части комнаты, где я спал, было темно.