Себастьян Бах. От Skid Row до Бродвея
Шрифт:
Они пели в унисон с Линдой Ронштадт, Элтоном Джоном, Нилом Янгом, The Beatles, Валди, Мюрреем Маклафланом, Rough Trade, Бобом Марли, Джоан Арматрейдинг. Из магнитофона постоянно звучала невероятная Фиби Сноу. Одна из самых талантливых и, возможно, недооцененных исполнительниц. Спустя много лет мы встретились с ней на съемках шоу для канала VH1. Милейшая женщина. Мы пели за кулисами.
– Привет, Фиби! Я – Себастьян! Обожаю
– Привет, Себастьян! Я – Фиби! А ты думаешь, что сможешь спеть так же высоко, как я? – так завязался разговор. Мы болтали по телефону, планировали погулять и поужинать. Я тогда бухал и до сих пор корю себя за то, что не ценил нашу дружбу. Она умерла примерно через год после нашей встречи. Нам так и не удалось поужинать. Я до сих пор слушаю «Poetry Man» и другие песни, особенно в самолетах, в машине. Ее голос успокаивает. И каждый раз, когда его слышу, жалею, что игнорировал приглашения.
Мама с сестрой готовили картошку фри, танцевали и пели «Fire» Джими Хендрикса. Я тогда пешком под стол ходил, но уже все впитывал. Радость. Смех. Восторг. Музыка всегда доставляла мне удовольствие.
Пожалуй, самое первое воспоминание о пении связано с «Puppy Love» Донни Осмонда. Мама приглашала друзей со всей округи, ставила меня на кухонный стол, и я пел. Однажды во время исполнения «Puppy Love» мы увидели в окно пожар в доме неподалеку. Все бросились на улицу, а когда вернулись, я продолжил. Мама плакала, когда я пел.
А еще я как-то раз исполнил «Emotional Rescue» The Rolling Stones. Сидя на заднем сиденье маминой машины, я подпевал Мику Джаггеру:
Я буду рыцарем в сияющих доспехахИ окажу тебе эмоциональную поддержку.Ты будешь моей, ты будешь моей.Мама и ее друзья просили: «Себастьян!! Спой еще раз! Спой еще! Еще раз!»
А я смеялся и вел себя так, словно я и есть Мик Джаггер. Именно так мне казалось.
Благодаря чему я на самом деле полюбил пение?
Церковь.
Знаю. Кто бы мог подумать.
Когда мне было восемь, мы жили на Донегол-стрит в Питерборо. После школы я играл с друзьями или гонял на велике, ездил на заднем колесе и учился тормозить с заносом. Как-то раз я торчал перед домом, а мимо на велосипеде проезжал мой приятель Диксон Дэвидсон.
– Здорово! Слушай, я пою в церковном хоре! И если уговорю и тебя там петь, то получу три бакса! ПЛЮС они каждый месяц будут платить ТЕБЕ стипендию!! Ну, если ты, конечно, пройдешь прослушивание!!
Что это за хрень такая – стипендия?
Одно из самых ярких воспоминаний родилось именно тогда. Я обернулся. Посмотрел на небо. Обвел взглядом улицу и подумал:
Чегооооо? Мне будут платить?? За пение?!?
Диксон такой: «Ну, давай же!! Погнали!! Прямо сейчас!!»
К идее я отнесся скептически, но сел на велик и все же поехал за Дэвидсоном. У нас к спицам были примотаны бейсбольные карточки. Создавалось ощущение рева мотора.
Так я ступил на этот путь.
Мы мчались по кварталам провинциального канадского городка к англиканской церкви Всех Святых. Диксон провел меня вниз по ступенькам в подвал, где репетировал хор. Мужской. Партии сопрано, альта, тенора и баритона. Хормейстером был мистер Брайан Снелл.
Диксон подвел меня к пианино, где прослушивали мальчиков. Когда подошла моя очередь, я встал справа. Мистер Снелл был заинтригован.
– Что ж, Себастьян, давай будем постепенно повышать тональность и посмотрим, как далеко сможем продвинуться. Нужно выяснить, умеешь ли ты петь.
Я вспомнил кухонный стол и Донни Осмонда. Вспомнил заднее сиденье машины, где пел Rolling Stones маме и ее друзьям.
Пальцы мистера Снелла побежали по клавишам.
Мы все продолжали и продолжали.
Без остановки.
Голос звучал все выше и выше, хормейстер взглянул на меня. Я не сбавлял темп. Мы добрались почти до самого верха, прежде чем он улыбнулся и произнес.
– Да, Себастьян. Ты в хоре.
Я не сразу замолчал.
Поверить не могу. Каждый месяц мне будут платить больше трех долларов. Для восьмилетки в 1976 году это нехилая сумма. В то время постеры KISS стоили около 1,75 доллара. Я задался целью собрать их все и обклеить стену. По моим подсчетам, если вступить в церковный хор, можно было покупать два постера KISS в месяц. Да, черт возьми!
Где подписать?
Это настоящий концерт.
По вторникам и четвергам после школы я исправно ходил на репетиции. Каждое воскресенье в полвосьмого я был уже в церкви, в белой рясе, синей мантии, парадных туфлях и серых брюках. Готовый к выступлению. В хоре все зависели друг от друга, прямо как в настоящей рок-группе. Все были профессионалами. Мы очень серьезно относились к своему делу. Пение псалмов на латыни и классических английских гимнов совсем не похоже на пение рождественских песен, которые вы слышите в торговом центре. Это непростая вокальная музыка, а хормейстеры вели себя словно надсмотрщики. Нам нельзя было пропускать репетиции и службу. Нужно было петь, причем хорошо. Что мы и делали.
В восемь лет я впервые побывал на гастролях с церковным хором. Мы частенько мотались. Ездили в отдаленные церкви по всей провинции Онтарио. Пели утром по воскресеньям для прихожан разных городов. Как-то даже доехали на автобусе до северной части штата Нью-Йорк. Мама помогла собрать сумку, я сел в автобус и около суток ехал из Канады в другую страну. Потом перешли границу. Мы остановились в доме пастора на севере штата. Я ночевал в спальном мешке на чердаке с другими мальчишками из хора. Ранним воскресным утром нас разбудили солнечные лучи, пробивавшиеся через церковные окна. Мы дружно славили Господа своими песнями. После чего нас ждал сытный обед. А затем снова погрузились в автобус и отправились домой на север. Сейчас в это трудно поверить. Неудивительно, что я привык к разъездам.