Седая весна
Шрифт:
— Подожди, дочурка! Встретишь и ты свою любовь. Самую лучшую, настоящую. Не торопись целовать случайного. Их много. А у тебя один должен быть. Сбереги для него сокровенное, чтоб твой поцелуй стал наградой и счастьем. Не разбрасывайся этим. Стань лучшей, самой дорогой и любимой. Не смотри, не бери пример с легкомысленных пустышек. Ими не дорожат, их не любят и не приводят в дом. Они — на ночь. А любимые — на всю жизнь.
— А ты скучаешь по отцу?
— Конечно. Я всегда его жду.
— Мам! Скажи, а разве это стыдно любить в тринадцать лет?
— Это еще не любовь. Мне в первом классе казалось, что полюбила соседа по парте. Потом другой нравился. Никто из них о том не узнал. А полюбила твоего отца. Впервые по-настоящему.
Уснула Маринка, уткнувшись головенкой в щеку Натальи. Та еще долго разговаривала с Аленкой. Они договорились, что дочка бросает курить. Не будет проситься на дискотеку, наляжет на уроки, чтобы в будущем году поступить в электронный техникум.
Уснули они уже за полночь. И не услышали, как во двор въехала громадная фура. И Владимир выскочил из кабины, постучал в окно.
Наталья проснулась. Выглянула. Щеки взялись ярким румянцем. Женщина, запахнув халат, выскочила в коридор. Открыла двери. Обвила теплыми руками шею мужа. Пятнадцать лет прожито с ним.
— Вовка! Бродяга мой! Как долго тебя не было! Как соскучилась по тебе, любимый мой! — оглянулась, приметила две пары любопытных, озорных глазенок. И повернувшись лицом к двери, сказала громко: — А мы все тебя ждем! Все скучали. Давай скорее в дом — наш хозяин и принц.
— Папка! Где ты так долго был?
— В Германии, Маринка!
— Ты там про нас не забыл?
— Разве можно? Вы в сердце моем всегда и всюду! Такое не забыть, не потерять нельзя, — ответил смеясь.
Нет, не довелось Володьке отдыхать неделю дома. Уже на третий день поздним вечером вызвали его к шефу. Срочно просит приехать к нему. Водитель торопил:
— Прыгай в машину, дело неотложное. Каждая минута дорога.
— Наташ, не знаю, что случилось. Ты не беспокойся. Может, скоро вернусь, — сказал жене на бегу.
Уже от своего начальника узнал, что его сменщика, возвращавшегося с грузом из Германии, остановили на белорусской трассе рэкетиры, забрали весь груз, убили водителя. Машину бросили на дороге.
— Хотя бы фуру надо привезти. И сменщика похоронить. Жаль человека! Теперь с охраной ездить будешь. Не привелось тебе отдохнуть. Но что делать? Поработай один, пока второго водителя подберем. Сам понимаешь, желающих много, да не каждого можем взять, — вздохнул человек.
— Наташка, милая моя, мне ехать надо! Не обижайся. Беда стряслась, — рассказал о случившемся. Женщина в комок сжалась:
— Володя! Не гонись ты за этими деньгами. Не приведись с тобой такое! Я не переживу. Подумай о детях. Что с ними станет? — заплакала горько.
— Я с охраной буду работать. Она вооружена. Двое их со мной. Так что не тревожься! — успокоил жену, напомнив, что его мать никуда не выезжала из города, а разбилась насмерть на гололеде.
Наташка умолкла на время. Согласилась с доводами мужа. Помогла собраться в дорогу, проводила. Но тяжесть от услышанного не давала покоя. На работе немного забылась, отвлеклась. А дома то и дело к окну подскакивала, всматривалась, вслушивалась в каждый звук. А ночью и вовсе разревелась у окна. Не услышала, как подошла к ней Аленка, обняла и спросила:
— Чего плачешь?
Наташка поделилась с дочкой. Та достала пачку сигарет:
— Закури, успокойся. Это хорошо помогает.
— Ты так думаешь? — Взяла прикуренную сигарету, затянулась дымом. Потом еще.
— Если отец сказал, что под охраной будет работать, бояться нечего. Теперь охранников всюду берут. Даже в фирмы. Неспроста это. Кому захочется терпеть убытки? А водителю с рэкетом не справиться в одиночку. Конечно, мог проехать не останавливаясь. Но рэкетиры под милицию и гаишников одеваются. В форму. Попробуй их отличи? Но с охраной не пошутишь. У них оружие. Всем приемам обучены, — говорила Аленка.
— А ты откуда знаешь? — удивилась мать.
— У нас многие мальчишки
— Я хочу что-то рассказать тебе, — придвинулась Аленка к матери и попросила: — Только можно и мне закурить? Одну…
Наталья слегка кивнула головой, насторожилась. Аленка, закурив, заговорила тихо:
— Он мне давно нравится. С третьего класса. Я тоже думала, что это пройдет, как детское увлечение. Я так заставляла себя забыть и не замечать его. И тогда он стал мне сниться во сне. Я сама себя ругала всеми бабулиными словами, грозила себе, обзывала. Чтоб не влюбиться в него, хотела возненавидеть, но ничего не получалось. Сколько пакостей сделала ему. Высмеивала, издевалась, грубила. Он считал меня злейшим врагом. И не понимал, за что я ему устраиваю гадости, презираю? Я ночами ревела. А в школе все начинала сначала. Сказалось бабулино внушение. Я честно дралась сама с собой…
— Зачем, Аленушка? Ведь любовь — это дар жизни, самой судьбы. Не всякому известно это чувство. К чему гнать из себя светлое? Эх, дуреха моя! — поцеловала дочь и спросила: — Ты с ним целовалась?
— Ну да! С кем же еще?
— Выходит, помирились?
— Как тебе сказать честнее? Было двадцать третье февраля. Всем мальчишкам сделали подарки. А ему не хватило. Не досталось. Он стоял такой растерянный. Мне жалко стало его. Сама не знаю, как получилось. Я подошла и поцеловала, при всех. Мальчишки по сторонам враз разбежались в страхе. Думали, что голову ему откусила. Не поверили своим глазам. И спрашивают: «Женька! У тебя все на месте? Ты целый? Иль отхватила чего-нибудь?» А он улыбается. Такой счастливый, словно ему все подарки разом отдали. И сказал мальчишкам: «Эх, вы, олухи! А я самый лучший подарок получил. Жаль, что короткий!» И так на меня посмотрел, я этот взгляд его всегда буду помнить. Он все слова заменил. За все мои зареванные ночи, за все сомнения и муки, все слова бабули из памяти выбил. И мне впервые в жизни стало жутко стыдно. Я выскочила из класса. За мной — девчонки. Меня трясет. Ведь сколько лет его мучила. А они по-своему поняли. Мол, чего трясешься? Подумаешь, чмокнула пацана! Мы уже трахаемся давно. И не дрожим. А это — плевок! Успокойся! Первый шаг сделан! Давай не робей! А то так и засохнешь в целках! Я от них ушла. Но все уроки чувствовала, как Женька смотрит на меня. Когда выходила отвечать к доске, видела его глаза. А на Восьмое марта он сразил всех. Принес цветы, целый букет роз. Мне одной. В нем была маленькая записка: «Я люблю тебя!» Он сам, конечно, не решился б. Но пацаны подзудели: «Эй, Женька, слабак! Ссышь девки! Даже поцеловать «метелку» не можешь? Что за мужик? Всех нас подводишь! Разве всухую дарят розы? Воспользуйся случаем!» И он поцеловал. Тоже при всех. Коротко. Но тут же отскочил. Думал, дам по морде. Я с места не сдвинулась. А пацаны орали: «Женька! Повтори! Чувихе понравилось!» Но он не рискнул. Да и я уже взяла себя в руки. В этот день у нас было всего три урока. Мы всем классом вывалились на улицу. Я оглянулась. Женька стоял рядом. Он взял мой портфель. И пошел проводить. Нам вдогонку смеялись мальчишки. А он не слышал. Я лишь на полпути про Маринку вспомнила. Мы вернулись за нею. Он взял и Маринкин портфель. Проводил до самой калитки. Но бабуля увидела. Погналась за ним с кочергой. Теперь ее нет. Я еще сильней люблю Женьку. Можно он будет провожать меня? — глянула умоляюще.