Седьмая вода
Шрифт:
Заросшее дно здорово замедляло скорость, и нещадная эксплуатация живой силы больше не могла компенсировать потери в ходовых качествах. Капитан матерился через слово, пинал ногами гёзов, избивал гребцов до тех пор, пока наконец не выдал:
— Идем к Низац Роск, курс на Хотгоб…
Именно там он планировал провести килевание, вдали от любопытных глаз. Еще бы: трюм был набит драгоценными металлами и предметами роскоши, награбленными в рейдах вдоль побережья! Беззащитный во время чистки днища, неподвижный корабль с таким грузом — лакомая добыча для гёзских капитанов, не отягощенных моральными принципами.
Хотгоб был промозглым куском земли посреди моря, примечательный только сильными приливами в единственном фьорде, птичьим дерьмом и небольшим источником пресной воды, который бил из какой-то скалы в глубине острова. Ну, и еще своим расположением — до пиратских баз Низац Роск отсюда оставалась неделя пути.
И куда гребцам было деваться с этого клочка суши? Всё это вызывало приступы бешенства у Рема и всех остальных, готовых действовать.
На самом деле какой-никакой план имелся: Аркану нужно было огреть колотушками старшего помощника Уоррена. Это должно было произойти в тот момент, когда вахты гребцов менялись, и у него на поясе находились обе связки ключей. Популяры привыкли, что Рем — парень мирный и бьет в барабан исправно, и не уделяли ему особенного внимания. Подозрений он тоже не вызывал — как же, ни одного инцидента с участием комита за все время невольничества!
Корабль вошел в Большой фьорд Хотгоба, когда прилив только начинался. Времени на подготовку хватало, так что капитан вопил и брызгал слюной, и отвешивал пинки и затрещины в свое удовольствие. Конечно же, гёзы и не думали самостоятельно соскребать всякую дрянь с днища. Такая почетная обязанность была поручена гребцам.
Канаты, веревочные лестницы, инструменты и прочие принадлежности были сложены вдоль бортов, корабль подвели максимально близко к берегу, и теперь оставалось только ждать. Гребцы в трюме мрачно переглядывались: еще бы! На килевание они надеялись долгие недели, и вот он — шанс! Уплывает прямо из-под носа…
— Нужно сильнее разгрузить корабль! — заорал капитан. — Отцепите пару дюжин этих уродов из свободной смены, пускай вытаскивают запасные снасти на берег! Давай-давай!
Выгрузить запасные снасти на берег — это значит спустить на воду оба ялика, посадить в них по две пары гребцов и минимум одного вооруженного гёза. После этого нужно было спускать с корабля в ялики груз, который предварительно извлекался из трюма.
Этим и занялась свободная смена. Казалось бы, нудное и ничем не примечательное занятие, которое не стоит внимания… Но тут произошло кое-что, мигом перевернувшее всё с ног на голову!
Толстый Микке, который после месяцев корабельной жизни потерял право называться Толстым, тащил наверх запасной штурвал, и, продвигаясь мимо Рема к лестнице, вдруг проговорил в своей тормозной северянской манере:
— Я-а-а на Се-евере неплохо уп-правлялся с э-этой шту-укой… — и затопал по ступеням.
У Рема чуть не взорвалась голова от нахлынувших эмоций. То есть как это — неплохо управлялся с этой штукой?! Он что, был рулевым, кормчим? Столько терзаний, сомнений, упущенных шансов, а кормчий все это время торчал на соседней скамейке?!
В любом случае буря, возникшая в душе Рема Тиберия Аркана была удавлена самым прозаичным образом — сапог старшего надсмотрщика врезался ему под ребра, а следом за ним в мозг врезался его крик:
— Комит! Ты думаешь ты особенный? Хватай гребаные тали и тащи их в хренов ялик!
Тали — это такие веревочные снасти. Рем волочил тяжелый моток и думал о том, что теперь Хотгоб — это не так уж плохо.
Они были заняты целый день: до отлива выгрузкой, после отлива — чисткой днища. Корабль (Бог его знает, как он назывался, пираты как-то обходились без названия в присутствии комита и гребцов) был самым большим среди всех рейдеров Низац Роск, и поэтому работы предстояла целая уйма. Просто наклонить его под необходимым углом — даже это было проблемой. Что уж тут говорить о необходимости висеть на вонючем днище и страдать от палящего солнца, и стирать ладони в кровь о неудобный скребок…
После заката капитан сделал первую ошибку: он не загнал гребцов в трюм, а оставил у разожженных костров дышать свежим воздухом. Красный Дэн Беллами посчитал, что кандалов будет достаточно, и что с острова никто никуда сбежать не сможет. Наверное, учел он и усталость и голод, и поэтому организовал раздачу горячей пищи — каши с рыбой.
Рема уже тянуло блевать от каши с рыбой, так что пропихивая себе в глотку очередной комок крупяного месива и отплевываясь мелкими рыбными костями он думал, что, наверное, пару лет не будет есть ни ячменной каши, ни морской рыбы. Дай Бог только с корабля на твердую землю перебраться!
Надо было всего лишь переговорить с парнями, и с Разором конечно — и до светлого будущего рукой подать. Им удалось переброситься парой слов, когда все уснули, и только парочка конвоиров с обнаженными саблями прохаживалась у костров.
— Микке сказал, что умеет обращаться со штурвалом! — прошипел Рем.
Разор издал горлом какой-то сдавленный звук, глаза его стали квадратными, но потом мужчина взял себя в руки и спросил:
— Что ты предлагаешь?
— Нужно быть точно уверенным в том, что он — рулевой. Если это так — будем действовать! Предупреди парней, а я займусь Микке.
— Есть план? — спросил Разор.
Рем изложил свое видение бунта: идея была простой и смертельно опасной. Для начала они должны были закончить всю работу — почистить днище, проконопатить и просмолить щели. И трудиться нужно было на совесть — потом этот корабль станет родным домом для восставших!
После этого планировалось просто-напросто сбежать, и засесть в скалах. Капитану придется отправить отряд на поимку, разделить свои силы и тут-то появлялась возможность с ними посчитаться! Две сотни парней на хорошей позиции, вооруженные хоть бы и булыжниками могут доставить массу хлопот! Главное — не потерять Микке.
Разор такой план одобрил, добавив только, что хорошо бы все-таки раздобыть ключи. И Рем, позвякивая кандалами, отправился к северянину, благо, надсмотрщики особенно не зверствовали и разрешали перемещаться от костра к костру.
Толстый Микке, который потерял право называться Толстым, теперь представлял из себя гору твердых как железо мышц. Долгие месяцы гребли и беготни в колесе из кого угодно сделают атлета, знаете ли… А учитывая природные данные малыша-саами зрелище и вовсе получалось впечатляющее!