Седьмое небо в рассрочку
Шрифт:
– Непонятно, зачем ему кодировка была нужна?
– Правильно делал. Случись, что труба попадет к полисменам, – имен нет. Ну, кого-то по номерам найдут, если те зарегистрированы на настоящее имя, но абонент может прикинуться: не знаю никакого Гектора, номер не давал, отстаньте. Тсс! – О, как изменился ее голос, он стал холодным и жестким: – Алло… Я от Гектора, как вы догадываетесь… Вы ничего не забыли ему отдать?
Она подмигнула Илье, хотя абонент оказался не тот. Но кто же рассчитывает на мгновенную удачу? Люда снова нажала на вызов…
– Долго
– А я знаю! – промямлила Зойка, упав спиной на стенку, старшая сестра последовала ее примеру, обе дышали тяжело. – Где-то наверху.
Анна увязалась за ними, теперь, поднимаясь по винтовой лестнице в старом-престаром здании футуристического стиля, выбилась из сил. Лифт не нашли, а говорят, он здесь есть, но тут столько закоулков… лабиринт! Младшая сестричка тоже еле тащила ножки, обутые в ботинки на толстенной платформе. А Марину хоть бы что! Шагал по лестнице, перемахивая через три-четыре ступеньки, как робот, дыхание не сбилось. Обернувшись, он пришел в негодование и вынужденно спустился:
– Э! Кому стоим? И как это – не знаешь? Кто меня убеждал, что помнит, где он живет? Может, Аня? Ну, говори, кого мне сбросить вниз?
– Вот достал! – огрызнулась Зойка. – Я помню по знаку на двери! А на каком этаже – не помню! Все понял?
– Невоспитанная она у тебя, – пожурил Аню Марин. – Дерзит, хамит старшим… Ну, отдохнули? Вперед, вперед, не расслабляться! (Бедняжки потащились вверх с большим нежеланием.) Да-а, девочки… Вы бы хоть зарядку по утрам делали, бегали б, у вас же энергетический уровень на нуле.
– Отвали со своим бегом, – нагрубила Зойка. – И уровнем.
– Ничего, Зойка, я освобожусь и займусь твоим воспитанием вплотную, – пообещал он. – Ты у меня станешь примерной девочкой…
– Лучше повешусь…
– Обязательно повесишься, гарантирую. А сейчас дуй на этаж, ищи хату Умбры.
Девочка ушла, тяжело бухая ботинками и что-то цедя сквозь зубы, а Аня и он получили передышку, оперлись локтями о перила, глянули вниз.
– Мне нехорошо, когда смотрю с высоты вниз, – сказала Аня. – Жуткий конус… внизу ничего не видно. Нет, правда, как дорога в преисподнюю.
– У тебя под влиянием Зойки развились неправильные ассоциации, – констатировал Марин. – Жуть, преисподняя, нехорошо ей… Эдак и ты в секту вступишь.
– Готы не сектанты…
– Сектанты! – категорично заявил он, вызывающе поставив руку на пояс. – И хватит об этом. Живи да радуйся, а не в жуть всматривайся.
Появилась Зойка. Злющая, что-то жующая, стала в угол, сползла вниз на корточки и молчала. Нет, она просто-напросто испытывала терпение Марина, причем каждые пять минут. Он приблизился к девочке и рявкнул:
– Ну? Нашла?
– Нашла! – тявкнула она в ответ. – Дома его нет!
– Идем, покажешь хату.
Зойка громко застонала, еще и фыркнула как кошка и, ни слова не говоря, двинула на этаж, Марин с Аней – за ней.
Попали в длинный коридор с поворотами, закоулками, тупиками. С велосипедами, висящими на стенах, с грудами мешков в нишах, с корытом буквально на дороге и коляской в уголке,
– Тут. Я стучалась, там никого.
Марин любопытный, собственно, как любой человек, столкнувшийся с необычными вещами, теперь его привлекали всяческие знаки и символы. Он подался к двери, почесывая шею под подбородком, вероятно, так выражал озадаченность, и спросил Зойку:
– Почему эта гадюка кушает собственный хвостик?
– Пф! – закатила глаза к потолку Зоя, но ответила, вложив в интонацию тонну презрения: – Это не гадюка, а змея. Не кушает, а кусает. Это символ смерти и возрождения, символ закона кармы, колеса сансары…
– О-ой, сколько ты знаешь, – покосился на нее Марин якобы с опаской. – А по математике у тебя что?
– Двойки, – ответила за нее Анна со вздохом.
Что по поводу двоек думает Марин, не удалось ему высказать, а им узнать. Хлопнула дверь напротив, лысоватый мужчина торопливо закрыл на ключ свою конуру и пружинисто зашагал к выходу. Но!
Дверь Умбры чуток приоткрылась и тут же захлопнулась. От сквозняка – распространенного явления во всех уголках мира, в каждом закоулке, доме, метро… Все трое замерли. Марин через короткую паузу улыбнулся:
– Зойка, а что у тебя по физике? Не говори, я знаю: двойки. Потому что, если б дверь была закрыта, как ты недавно нам вливала в уши…
– Раз открыта, Умбра дома, – перебила Зойка, не умея выслушивать старших до конца. – Умбра! Это я, Ноктюрна.
Девочка, распахнув дверь, прогромыхала внутрь квартиры и… раздался визг! Словно гадюка, красовавшаяся на двери, сползла вниз и вонзила в Зою ядовитые зубы. Переглянувшись, Марин с Анной кинулись в квартиру.
Зойка согнулась, руками держала свою лохматую голову и визжала, загородив собой в узкой и короткой прихожей панораму комнаты. Марин взял ее за плечи и переместил назад, сестру обняла Аня, понимая, что девочка увидела нечто очень страшное. Но когда он, переступая с одного свободного от хлама пятачка на другой, освободил дверной проем и открыл обзор, Аня зажмурилась, потому что на полу увидела мужчину…
5
Шла она, шла, сама не зная, куда. От матери сбежишь на край света хоть пешком, хоть ползком, а от дегенерата удерешь еще дальше, было б это «дальше». Нежданно-негаданно Сабрина обнаружила, что пришла! Ноги привели куда надо, осталось переступить порог…
Но Сабрина повернула к скверу, села на скамейку подумать: на что она способна пойти ради своего спасения? Практически на все и… не на все, потому что иное спасение сравнимо с медленной смертью, а желания жертвовать собой не было. Вот если б чудо свершилось… Собственно, за чудом Сабрина и притащилась. Итак, раз либо – либо, то почему не узнать, какой у Дубенича к ее проблемам интерес. Она позвонила и, услышав его голос, поспешила представиться, чтоб не передумать и не убежать: